Пылай для меня - [23]

Я села. Адам Пирс улыбнулся. Его лицо осветилось, внезапно став ребяческим и очаровательным, но все же слегка опасным. Так вот почему его мать давала ему все, чего он хотел.

— Невада. Такое холодное имя для такой солнечной девушки.

Ну, разве ты не льстец? Невада значит «заснеженная» по-испански. Я была вовсе не такой.

Родители бабули Фриды приехали в США из Германии. Она от природы была темноволосой и белокожей. Дедушка Леон был из Квебека. Я не помню о нем ничего, кроме того, что он был огромным и темнокожим. Это доставляло им обоим кучу проблем, но они слишком любили друг друга, чтобы сожалеть об этом. Вместе они родили мою маму, с темными волосами и кожей цвета молочного шоколада. Мы мало что знали о семье папы. Когда-то он сказал мне, что его мать была ужасным человеком, и он не хотел иметь с ней ничего общего. Мне он казался наполовину белым, наполовину коренным американцем, со светло-русыми волосами, но я никогда не спрашивала. Все эти гены перемешались в одном котле, и получилась я — с бронзовой кожей, карими глазами и светлыми волосами. Мои волосы были не серебристо-белыми, а более темными, медового оттенка русого. Я почти никогда не обгорала на солнце, просто становилась смуглее, в то время как мои волосы становились светлее, особенно если я проводила лето, плавая. Однажды, когда мне было семь, по дороге в школу нас с бабушкой остановила женщина, и принялась распекать бабушку за покраску моих волос. Ничего хорошего из этого не вышло. Даже сейчас люди иногда спрашивали меня, в каком салоне я красила волосы. Имя Невада мне и правда не подходило. Во мне не было ничего зимнего, но мне было плевать, что он думал по этому поводу.

Я потрясла левой рукой, развернув сувенирную футболку дендрария «Мерсер», черную с зеленым логотипом.

— Для тебя.

— Ты принесла мне футболку? — Он приподнял бровь.

Каждый нерв в моем теле дрожал от напряжения. Спокойно.

— Ты все время забываешь надеть футболку, так что я подумала, что она тебе не помешает. Раз уж у нас серьезный разговор.

Он наклонился вперед, его красивое лицо обрамляли мягкие волосы.

— Тебя отвлекает мой торс?

— Да. Каждый раз, как я вижу пантеру с рогами, меня распирает смех.

Адам Пирс моргнул. Ага, не ожидал?

— Просто из любопытства — зачем рога?

— Это Мишепишу, подводная пантера Великих озер, почитаемая индейскими племенами. У нее рога оленя, тело рыси и чешуя змеи.

— И чем она знаменита?

— Она живет в глубинах озер, где оберегает залежи меди. Те, кто пересекает ее территорию, должны заплатить дань.

— А если дань не уплачена?

Адам улыбнулся, блеснув зубами.

— Тогда Мишепишу тебя убьет. Одно мгновение вода будет спокойной, а уже в следующее смерть поглядит тебе в лицо.

Итак, Адам считал себя Мишепишу. Он властвовал, а нарушающие его территорию, должны платить дань. Он высокого мнения о себе, раз не начал об этом рассказывать.

Адам осмотрел меня медленным, оценивающим взглядом.

— Я не верю, что моя мать наняла тебя.

— Почему?

— Она принимает на работу по внешнему виду. Эти джинсы стоят сколько, баксов пятьдесят?

— Сорок. Я купила их на распродаже пару лет назад и одела сегодня специально для встречи с Густавом.

— Зачем?

— Потому что мне нужно, чтобы он мне доверял, я хотела показать, что тоже работяга, как и он. Я не «они». Я не хозяйка. Я даже не знаю хозяина, хотя он иногда платит по моим счетам. Если бы мне нужно было повидаться с твоей матерью, я бы надела костюм «Эскада». Он стоил шестнадцать тысяч баксов, и вряд ли впечатлил бы твою мать, но, по крайней мере, она сразу не приняла бы меня за попрошайку.

Адам прищурился.

— Я навел справки. Ты — мелкая сошка, Снежинка.

Уменьшительные имена? Тьфу.

— Наша фирма имеет безупречную репутацию.

— Зачем тебе тратить десять с половиной штук на костюм? Разве это не половина твоей месячной зарплаты?

Я заставила голос звучать легко и непринужденно.

— Видишь, поэтому я могу сказать, что ты никогда не был бедным. Ты надо мной издеваешься, или тебе действительно любопытно?

Он откинулся назад.

— Мне любопытно. Когда я начну издеваться, ты поймешь.

Я не обратила внимания на подколку, сделав вид, что ничего не заметила.

— Когда ты обеспечен, у тебя есть роскошь одевать что твоей душе угодно. Ты богат. Если кто-то попытается судить тебя по тому, как ты одеваешься, ты посчитаешь это забавным и утрешь им нос. Когда же ты бедный, твоя возможность получить работу, в которой ты нуждаешься, или выполнить определенную социальную задачу часто зависит от того, во что ты одет. Ты должен переступить порог от «просителя» к «одному из нас». Удивительно, как могут открываться двери, стоит людям перестать смотреть на тебя свысока. Поэтому ты откладываешь деньги, покупаешь один безбожно дорогой наряд и годами одеваешь его только по очень особенным случаям. У меня таких два, от Эскада и от Армани. Раз в сто лет, крупная страховая компания или состоятельный член какого-нибудь дома хочет нас нанять, и тогда я одеваю один костюм, чтобы получить работу, а второй — чтобы сообщить результаты, потому что мне нравится незамедлительная оплата. В остальное время они висят у меня в шкафу, завернутые в два слоя целлофана, и мои сестры знают, что прикосновение к ним грозит страшной и мучительной смертью.