Пыль и пепел или рассказ из мира Между - [64]

Лицо у меня торчало в грязи, во рту вкус крови, пепла и пыли. А вокруг бурая, непроникновенная мгла. Добро пожаловать в мир Между.

Я взгромоздился на колени. Никогда еще раньше со мной ничего подобного не происходило. Случалось пару раз потерять сознание, но автоматически в Страну Полусна я не попадал, как только что-либо било меня по голове. На сей раз это было нечто иное. Я умер? Так внезапно? И все? Конец?

Я поднялся на ноги и осмотрелся. Голая земля, по которой сновал туман, следы пепла и пыли на штанах охранника. В полутьме маячили скрюченные Ка деревьев, словно бонсаи родом из ада.

Я решил попытаться вернуться. По крайней мере, я знал, где находится мое тело. В пассажирском поезде до Шроды Велькопольской. Где-то здесь должны были находиться Ка рельсов, только мой телесный футляр лежал на полу вагона второго класса и с каждой секундой удалялся от меня.

Мне вспомнился сокол. Благодаря нему в прошлый раз мне удалось вернуться, хотя призрачный городишко никак не находился в Познани.

И я пошел, куда глаза глядят, в туманный и холодный полумрак. Куда угодно.

И вот тут меня залило светом. Раздался треск, и я очутился в лучах желтоватого света от двух одинаковых фонарей. Автомобиль?

— Стой! — пролаяло нечто из тумана.

Я кинулся в сторону, будто заяц. Мчался, что было сил, колючие ветки хлестали меня по лицу. За спиной же, среди белых испарений, маячили какие-то нечеткие, черные силуэты. Все ближе и ближе. Я видел, что они пересекают мне дорогу. Я свернул, перескочил через какую-то канаву, споткнулся о какой-то корень, вскочил, снова бежал. А меня окружали.

Я не знал, кто из черных силуэтов — это мои преследователи, а какие — деревья. Где-то за собой и сбоку я услышал лай, только непохожий на лай обычных собак. Скорее, на лай гончих ада, и ими, наверняка, эти создания и были. Я же убегал. Что-то ухватило меня за куртку и рукав. Я яростно вывернулся, ударил ногой и освободил полу.

— Здесь он! Тут! — разорался кто-то.

И тут меня нагнали псы.

Чудовищно худые гончие в доспехах. С пастями, наполненными акульими зубами, с вытянутыми мордами и рваными небольшими ушами. С глазами, горящими гнилушечным огнем.

Первый выстрелил из белесого ничто словно торпеда, прямиком в мою голову. Я уклонился, тот пролетел надо мной, но успел свернуться на месте и цапнуть меня за рукав, распанахивая мне руку. Я заорал и попытался сбить его пинком, но свалился на землю. Сражался я в молчании; борзые бешено рычали, стискивая зубатые пасти, словно клещи, прижимая меня к земле лапами. Одну руку я вырвал, совершенно бессмысленно, чтобы откинуть полу куртки и бессильно ощупать бедро. Кобуры с обрезом не было. У меня ее забрали — еще там, в конторе безопасности. Тесак пропал еще на кладбище в Могильно. Конец. У меня ничего не было.

Я был безоружен.

Меня догнали, хорошенько угостили пинками, потом выкрутили руки и связали проволокой. Я чувствовал, что это проволока. Самая обычная, стальная, которую используют для сеток ограждения. Еще я почувствовал прикосновение плоскогубцев; у меня за спиной кто-то, сопя, скручивал концы проволоки.

На сей раз мешок на голову надевать не стали. Я уже знал, кто это. Узнал носки с подковками от низких саперных сапог, масляную вонь толстых, скрипучих плащей.

Меня потащили к старинному грузовичку, с капотом, похожим на крокодилью морду, с колесами, прячущимися под выпуклыми крыльями, и все так же светящимися фарами, словно вылупившиеся глазища. И здесь кинули в кузов из досок, пахнущих пылью и кровью.

Еще я услышал, как хлопает дверца в кабине, потом хлопнула дверь другого автомобиля. Запустили двигатели. Второй был мне уже известен: задыхающийся дизель со стучащими клапанами. Черный, округлый лимузин, который я помнил из города-призрака. Машины тронулись.

И длилось это бесконечно. Я лежал на досках, о которые ежесекундно бился головой и лицом, а как только пытался сменить положение, получал пинок. Окованным носком сапога, выступающего из-под полы длинного кожаного плаща.

Мне разбили голову. Я чувствовал густые капли, катящиеся у меня по лбу и лицу, словно горячий воск. Капли, спадавшие на доски, светились ярким, фосфоресцирующим сиянием, будто рубиновые лампочки. Я истекал кровью, а это означало, что живу. Призраки не кровоточат.

Я жил.

Уже что-то.

Машины ехали по какой-то лесной дороге. Конвоирам быстрее надоело меня пинать, чем мне попробовать сменить позицию. Ладони полностью онемели, локти и плечи чертовски болели, словно бы их сунули в тиски. Я повернул голову в сторону, словно змея с перебитым хребтом безнадежно пытаясь приподнимать ее на каждой выбоине. Я видел ветки, мигающие в тумане над деревянным бортом грузовика. Раздался треск спички, до меня добралось облако дыма, от которого несло гарью.

— Вот же крутится, гад фашистский, — услышал я сверху.

— Покрутится еще, так, мать его ёб. Попробует еще, каков здесь пепел на вкус. Не махра, а прямо ладан. Черт, хотя бы глоток «жизни» дали.

— Как все кончится, дадут. — Мне опять прилетел пинок под ребра. — Лежи, падаль!

Неожиданно я услышал нечто, похожее на неожиданный прилет свинцовой осы и мягкий хруст мясницкого топора, углубившегося в сырое мясо. Раздался странный звук — ни то вскрик, ни то кашель — и тлеющая папироса упала рядом с моим лицом.