Пыль грез. Том 1 - [25]

Сэрен Педак была добра и обходительна. Она позволила Килаве провести ритуал на безопасные роды. Однако она четко дала понять, что больше ей ничего не нужно, что это путешествие только для нее и сил ей хватит.

Да, женщины порой пугают. Своей силой, своей волей к жизни.

Как ни стремился Онрак быть сейчас рядом с Килавой, чтобы баловать ее подарками и вкусностями, любую такую попытку поплечницы встречали насмешками, а сама Килава – предупредительным рычанием. Он привык держать дистанцию, поскольку роды были уже близко.

Так или иначе он проникся симпатией к Удинаасу. К человеку, гораздо более расположенному к резким комментариям, чем Трулл, склонному к иронии и сарказму – этим оружием он владел лучше всего. Онраку по душе пришлось его сухое остроумие; более того, этот человек демонстрировал неожиданные достоинства в новой для себя роли отца – их Онрак подмечал и решил поступать так же, когда придет его время.

Этой возможности он был лишен в прошлый раз, и его первого сына, Улшуна Прала, воспитывали другие: приемные дяди, братья, тетки. Даже Килавы, как правило, не было рядом. В итоге, хоть в жилах Улшуна и текла их кровь, сам он больше принадлежал всему племени, чем своим родителям. В этом, подумал Онрак, был лишь оттенок печали; только малую долю сожаления можно найти в воспоминаниях о вечном существовании Ритуала.

Слишком многое изменилось. Мир словно проносится, мимолетный и неуловимый; дни и ночи ускользали из рук. Снова и снова его лишало сил ощущение потери, оглушала боль при мысли о каждом упущенном моменте, оставленном позади. Он старался оставаться внимательным; а нахлынувшие чувства позволяли восхититься каждым благословенным моментом, ощутить его вкус и затопляли Онрака, и он тонул в ослепляющих, оглушающих волнах.

Слишком много чувств, и плач остался единственным ответом в его смертной жизни – в радости и печали, в полученных дарах и перенесенных потерях. Может, он разучился реагировать по-другому. Другие реакции ушли первыми – когда время стало бессмысленным, жестоким, как проклятие, – и остались только слезы.

Удинаас и Силкас Руин подошли ближе.

И Онраку снова захотелось плакать.

Д’рхасиланское побережье казалось покусанным и сгнившим; мутные илистые валы накатывались на известковые отложения и песчаные отмели, заросшие мангровыми деревьями. Шапки пены цвета бледной плоти вздымались и опускались с каждой волной; в подзорную трубу Кованый щит Танакалиан мог разглядеть груды мертвой рыбы на песке и гравии – там копошились чайки и кто-то еще: длинные, низкие – видимо, рептилии, которые то и дело проползали, вспугивая чаек, с криком отлетающих прочь.

Хорошо, что Танакалиан не стоит на том берегу – совсем не похожем на берег, к которому он привык за свою жизнь: вода там глубокая, чистая и смертельно холодная; любой залив и бухта укутаны мраком темных утесов и густых лесов из сосен и пихт. Танакалиан и представить не мог, что существуют такие побережья. Грязные, зловонные, как свинячья лужа. К северо-востоку, у подножия гряды молодых гор, уходящих к югу, похоже, громадная река выливалась в эту широкую бухту, нанося ил. Постоянный приток пресной воды, густой и молочно-белой, отравил почти всю бухту, насколько мог понять Танакалиан. Это было неправильно. Он словно смотрел на место ужасного преступления, громадной несправедливости, распространяющейся, как зараза.

– Какие будут приказания, сэр?

Кованый щит опустил подзорную трубу и хмуро оглядел берег, заслоняющий вид на север.

– Двигайте к устью реки, капитан. Я полагаю, что выводной канал проложен на той стороне, с восточного берега: скалы там отвесные.

– Даже отсюда, сэр, – сказал капитан, – явно видны чуть прикрытые отмели с этой стороны. – Он помедлил. – А гораздо больше меня тревожат те, что не видны, Кованый щит. И даже если дождаться прилива, вряд ли станет легче.

– А нельзя пройти морем дальше и подобраться ближе к восточному побережью?

– Против течения реки? Можно, хотя, сталкиваясь с приливным течением, река становится непредсказуемой. Кованый щит, а эта делегация, которую мы ищем, – полагаю, они не мореходы?

Танакалиан улыбнулся.

– Ряд практически непроходимых гор отделяет королевство от берега, и даже со стороны суши полоску земли у самых гор занимают племена скотоводов – у них с королевством Болкандо мир. Словом, отвечая на ваш вопрос, нет – болкандцы не мореходы.

– И тогда это устье реки…

– Да, капитан. С милостивого разрешения Д’рхасилани делегация болкандцев может встать лагерем на восточном берегу реки.

– Угроза вторжения может превратить исконных врагов в ближайших союзников, – заметил капитан.

– Похоже на то, – согласился Танакалиан. – Странно то, что эти союзы сохраняются даже теперь, когда нет угрозы со стороны Летерийской империи. Видимо, стали очевидны некоторые плюсы мирной жизни.

– Выгода, вы хотите сказать.

– Взаимная выгода, капитан.

– Мне пора заняться судном, сэр, если мы будем искать место для высадки.

Кованый щит кивнул и, проводив взглядом капитана, снова поднял подзорную трубу, опершись для устойчивости о правую носовую фигуру. Море было достаточно спокойным в этом безымянном заливе, однако вот-вот Престол войны двинется вперед; и надо бы пока подробнее изучить отвесные утесы восточного побережья.