Пыль дорог и стали звон - [3]

— Да уж, наёмник, помотала тебя жизнь. — Трактирщик пригладил усы и вдруг погрустнел. — У меня брат в войну полёг. Где-то на западе битва была. И я даже не знаю, где его схоронили.

— Понимаю. — Сочувственно отозвался Таринор. — Как, говоришь, тебя звать?

— Ольфом.

Порыв ветра распахнул окно, и трактирщик бросился запирать ставни.

— Поганая нынче весна, холодная. — Проворчал он. — Дожди, да и только.

— Ольф? А полностью?

— Ну, Ольфганг, вообще. — С неохотой ответил трактирщик. — Да, ригенское имя. А брата моего Вильгельмом звали. И воевал он за Риген.

— Если думаешь, что я устрою из-за этого погром, то не волнуйся. Для меня сейчас нет ни чёрных, ни красных. Ни орлов, ни корон. Всё это в прошлом осталось.

— Слава богам. — Трактирщик провёл рукой по лбу. — Нет ничего хуже пьяных ветеранов. Уж не знаю, чего им так спьяну в голову ударяет… Как начнут выяснять, кто из них больше прошёл да поубивал, так хоть уши затыкай. А ежели поймут, что кто-то из них за другую армию воевал, тут уж жди беды. Друг другу глотки перегрызть готовы, что твои волки.

— Волки своим глотки не грызут. — Заметил наёмник. — Знаешь, Ольф, я ушёл из-под знамени Одеринга уже давно. Но с тех пор так и не решил, чем же война хуже. Тем, что убивает людей, или тем, что убивает в людях всё человеческое. А ведь человек без человечности куда хуже зверя.

— Твоя правда, наёмник. — Грустно проговорил трактирщик и отодвинул монеты наёмнику. — Не надо денег. Выпей за моего брата. Выпей за всех несчастных, кого забрала война.

Таринор взял бутылку и, перешагнув через лежащих гномов, поднялся вверх по лестнице. Откупорив «Чёрный лес», наёмник плюхнулся на кровать. Отхлебнув, он поставил бутыль на пол и задумался. А хозяин не обманул, «Лес» действительно неплох. Интересно, где он его достаёт?

Шум дождя стих. Через приоткрытое окно в комнату проходил свежий чистый прохладный ночной воздух. Серебряный диск луны мягким светом освещал комнату. Пели свою ночную песню сверчки. Наёмник засыпал…

* * *

В глаза Таринору ударил яркий свет. Утро вступило в свои права, пробуждая мир. На улице раздавались птичьи трели. Просыпались люди: крестьяне отправлялись кормить скот, стражники заступали на пост, а наёмник спускался на первый этаж таверны «Белый дуб». Он пошел было к выходу, как вдруг к нему подскочил рыжебородый гном, Агдаз, с синяком на щеке, волоча за собой мешок.

— Слушай, я насчет вчерашнего… Мы с другом перебрали, ну, и ляпнули лишнего. В общем, извиниться мы хотели, ты уж не серчай. — С этими словами гном вынул из мешка чёрный шлем.

— Вот, держи. — Агдаз дал в руки Таринору блестящий шлем. — Не знаю из чего, но материал очень крепкий! Пробовали его расплющить, котелок сделать, не получилось…

— А чего ж вы мне-то его отдаёте раз он такой чудесный? — подозрительно спросил Таринор.

— Да мы тут недавно клад нашли, кое-что сбыли, а это вот осталось. Не берёт никто… А мне мой котелок как родной. Отец подарил. Ни на что их не променяю. — С нежностью сказал гном.

Засовывая шлем в дорожную сумку, Таринор думал, что продаст его при первой возможности. На пути к двери, наёмник поймал себя на мысли, что он совершенно забыл, в какую сторону идти, пока пробирался по ночной непогоде, и решил спросить об этом у хозяина таверны. Тот объяснил ему, что после выхода нужно идти налево по дороге вдоль леса. «Деревню точно не пропустишь: воронов, кружащих над ней видно за версту» — пояснил усатый.

Наёмник отправился в путь. Солнечное весеннее утро доносило из леса птичьи трели и стрекот кузнечиков. Под эту лесную какофонию наёмник размышлял о подарке гнома. Таринор достал шлем из сумки. Странная вещь. Чёрный и блестящий. Он был странно холодным, словно ночь пролежал на полу в погребе. Ещё наёмник разглядел знаки, нацарапанные на внутренней стороне шлема, также показавшиеся ему подозрительными. Точно продавать надо — подумал Таринор, запихивая шлем обратно в тесную сумку — Во всяком случае, на голову я это не одену. И гном этот ещё. Даже не сказал, откуда у него эти вещи. Сам, наверное, боялся такое у себя держать и решил избавиться поскорее. Таринор надеялся, что в Вороньем Холме отыщется кто-то, кто хотя бы значение этих знаков на шлеме объяснит, а ещё лучше бы узнать, из чего он сделан, а пока пусть себе лежит себе в сумке. Мысли наёмника прервало недовольное урчание голодного желудка. Решив устроить привал, Таринор постелил на мокрую траву свой походный плащ и, пошарив в рюкзаке, нашел кусок хлеба и немного вяленого мяса, припасённого в дорогу. Еда подходила к концу, и Вороний Холм стал еще и потенциальным источником продовольствия.

Таринор дожевывал хлеб, как вдруг услышал крики, доносящиеся из леса. «Кричат, значит в беде. В беде, значит можно помочь. Помогу — вознаградят» — наёмничья логика в таких ситуациях работала безупречно. Достав из ножен меч, Таринор ринулся в чащу. Пробравшись сквозь ветки деревьев и кусты, он увидел такую картину: шестеро крепких мужиков с топорами крича и ругаясь, пытались добраться до пятерых эльфов, сидящих на дереве. Судя по немногочисленным рубцам на стволе дерева, они пытались срубить его, но дубы Северной рощи, леса, выращенного некогда эльфами, отличались невероятной крепостью, поэтому головорезы быстро оставили эти попытки. Видимо, это были пресловутые разбойники, позарившиеся на эльфийские побрякушки, а может, и группа спустившихся с северных гор варваров, надеявшихся на лёгкую поживу среди местных крестьян, но неосмотрительно напоровшихся на эльфов. Оба этих вариантов показались наёмнику одинаково вероятным, потому что он не понимал практически ничего из хриплых выкриков этих людей в драных кожаных куртках.