Пятый ребенок - [27]

Одевшись, Гарриет позвонила Молли, которая сразу встретила ее холодным гневом.

— Нет, я не скажу тебе, где он. Вы уже отдали его, и пусть теперь все будет как есть.

Но в конце концов она дала Гарриет адрес.

И опять Гарриет удивлялась, почему к ней всегда относятся так, будто она преступница. Все время так, подумала она, с тех пор как родился Бен. Теперь ей казалось, что и вправду все молча порицают ее. Это моя беда, говорила она себе, а не преступление.

Бена увезли куда-то в Северную Англию — четыре или пять часов езды, а может, и больше, если будет много машин. Машин было ужасно много, и ехать пришлось сквозь серый зимний дождь. Вскоре после полудня Гарриет подъехала к большому массивному зданию из темного камня, где-то в ложбине между вересковых холмов, которые едва виднелись за косым серым дождем. Стены высились прямо и ровно среди мокрых унылых вечнозеленых кустов; в три ряда шли одинаковые зарешеченные окна.

Гарриет вошла в маленький вестибюль; на внутренней двери была приколота рукописная табличка: «Звоните». Она позвонила, подождала, ничего не происходило. Сердце у нее колотилось. В ней еще кипел адреналин, который побудил ее приехать сюда, но долгая дорога усмирила, а тяжелая обстановка говорила ее душе, если не рассудку, — ведь, в конце концов, у нее не было никаких фактов, чтобы так думать, — что ее страхи сбудутся. Только она сама не знала точно, чего боится. Гарриет позвонила еще. Тишина: было слышно дребезжание звонка где-то далеко в глубине дома. И опять ничего, и она уже хотела повернуться и идти в обход к задним дверям, когда дверь внезапно распахнулась, и показалась неопрятная девушка в футболке, вязаной кофте и толстом шарфе. У нее было маленькое бледное лицо под копной кудрявых желтых волос, стянутых синей лентой на манер овечьего хвоста. Девушка выглядела усталой.

— Что вам? — спросила она.

Гарриет поняла, что это значит: сюда просто никогда никто не приходит.

И сказала уже твердо:

— Я — миссис Ловатт, я приехала навестить сына.

Было ясно, что таких слов в этом учреждении — чем бы оно ни было — никак не ждали.

Девушка уставилась на Гарриет, слегка покачала головой, непроизвольно выражая беспомощность, потом сказала:

— Доктора Макферсона на этой неделе нет.

Она тоже была шотландка и говорила с заметным акцентом.

— Кто-то должен его замещать, — решительно сказала Гарриет.

Под напором Гарриет девушка отступила, неуверенно улыбаясь, она заметно встревожилась.

— Подождите здесь, — пробормотала она и исчезла за дверью.

Гарриет прошла следом, прежде чем большая дверь захлопнулась и отрезала ее. Девушка оглянулась на ходу, будто собираясь сказать: «Вам надо подождать там», но вместо этого произнесла:

— Я приведу кого-нибудь. — И зашагала вдоль темной пещеры коридора с маленькими лампочками на потолке, которые едва тревожили тьму.

Пахло дезинфекцией. Стояла полная тишина. Нет, немного спустя Гарриет различила высокий тонкий визг, который возник и стих, а потом начался снова, он доносился откуда-то из дальней части здания.

Ничего не происходило. Гарриет вышла в вестибюль, там было уже темно — наступал вечер. Дождь лил холодным потоком, бесшумным и неослабевающим.

Она решительно позвонила еще раз и вернулась в коридор.

Далеко впереди под крошечными светляками ламп появились две фигуры, они шли к ней. Впереди девушки, которая держала в зубах сигарету и щурилась от дыма, шел молодой человек в белом халате, отнюдь не свежем. Оба выглядели усталыми и смущенными.

Человек был вполне заурядный, но какой-то потрепанный; руки, лицо, глаза — в отдельности ничем не примечательны, но было в нем какое-то исступление, будто он сдерживал гнев или отчаяние.

— Вам сюда нельзя, — сказал он взволнованно и неуверенно. — У нас не предусмотрены посещения.

У него был южнолондонский выговор, монотонный и гнусавый.

— Но я-то здесь, — сказала Гарриет. — Я приехала повидать моего сына Бена Ловатта.

Тут молодой человек потянул воздух и поглядел на девушку, которая сжала губы и подняла брови.

— Послушайте, — сказала Гарриет. — По-моему, вы не поняли. Поймите, я не уеду просто так. Я приехала повидать сына, и я этого добьюсь.

Мужчина понял, что Гарриет настроена серьезно. Он медленно кивнул, будто говоря: «Конечно, только дело не в этом». И жестко посмотрел на Гарриет. Она получила предупреждение — от человека, который взял на себя ответственность предупредить ее. Пожалуй, он был довольно жалок, и определенно изнурен и недокормлен, и работал тут, потому что не мог найти другого места, но весомость его положения — безрадостная весомость — говорила в нем, и это лицо, эти красные от дыма глаза были строги, с ними нужно было считаться.

— Люди, которые сдают сюда детишек, не приходят потом их навещать, — сказал он.

— Вот, вы же совсем не понимаете, — заговорила девушка.

Гарриет услышала собственный сердитый голос:

— Мне тошно слушать, что я не понимаю того, не понимаю этого. Я мать мальчика. Мать Бена Ловатта. Вы понимаете?

И вдруг всех троих объединило понимание, даже безнадежное смирение перед слепым роком. Мужчина кивнул и сказал:

— Что ж, пойду посмотрю…

— Я тоже пойду, — сказала Гарриет.