Пятый дневник Тайлера Блэйка - [3]

От матери у Тайлера не осталось ничего, кроме бедной квартирки и крошки-сестры. Долгое время ее хотели отдать в детский дом, но Тайлер оказался настойчивее. Уж что касалось Карли, то она, наверное, была единственным, ради кого он готов был забыть о страхе. И тогда он забыл. Он тогда забыл о том, как не любил выходить из своего дома, из своей уютной норки, из которой он выбирался лишь на работу и на редкие вечерние прогулки. Он оббежал едва ли не весь город. Он в лицо, не стесняясь своего врожденного заикания заявил едва ли не мэру города, что найдет способ вырвать сердце любому, кто только волосок тронет на голове Карли. Конечно, не дословно, но имел в виду он именно это. По крайней мере, пытался.

И они жили мирно. Из старшего брата и крошки-сестренки получилась крепчайшая семья. Маленькая, бедная и осиротевшая в своем роде, но это была семья. И Тайлер души не чаял в этой девочке не меньше, чем в музыке. И никто не смел утверждать обратного или усомниться в этом.

Тайлер с детским и восторженным молчаливым умилением смотрел на свою маленькую сестренку, которая спала на кровати. Чувствовал ли он себя ее братом каждый раз, когда укутывал ее в одеяло и целовал в лоб? Наверное, лишь отчасти. Ведь помимо братских чувств в нем было и что-то отцовское. Он не знал, что такое любовь отца, а от матери порой получал лишь скудную похвалу. И поэтому Карли, когда он забрал ее еще совсем беззащитным и новорожденным комочком, он пообещал отдать всю ту любовь, которой не познал сам. Он пообещал, что заменит ей всех тех, кого ему заменять было уже некому. И, надо сказать, с этим он не прогадал. Девочка любила его и только его. И так как она любила своего брата не только в три года, но и после, так ребенок, наверное, мог любить только свою мать.

Карли любила спать днем, когда была еще совсем малышкой. И в тот день она тоже спала. В день, когда Тайлер сделал первую запись в своем пятом дневнике.

Дневники Блэйку посоветовал вести доктор. Но опять же из неумения Тайлером писать первые три его записные книжки была наполнены в основном лишь рисунками его тайных кошмаров и детских обид. К счастью, обиды эти остались в прошлом. Но страхи не пропали. И дневники были ему утешением. Именно в них он мог так же свободно, как и в музыке, выражать все свои мысли, не заикаясь и не делая ошибок в словах. Дневники умели слушать и не перебивать. Умели лучше любого другого хранить секрета и страхи любого, не только Тайлера. Поэтому Блэйк редко расставался с ними. Каждый из своих блокнотов он носил с собой. Порой он даже оставлял вместе с некоторыми записями меж страниц билеты на концерты, которые перепадали ему по счастливой случайности, фантики от конфет из детства, которые он ел так редко, как мог представить себе лишь самый бедный сирота, и вырванные из нотных листов станы, которые вызывали у него наивысшее наслаждение во время игры, когда как все остальное произведение казалось ему скучным и совсем не красивым; он сохранял их для себя, как источники вдохновения, хотя, и порой забывал о них и находить их в дневниках становилось приятным сюрпризом.

После того, как в пятом дневнике появилась первая запись, Блэйк совершал уже привычный ритуал, который проводился каждый раз, когда засыпала Карли, – он убирался. Он собирал игрушки и карандаши, разбросанные по полу и клал их с ящички шкафа, где им было самое место.

Собирая карандаши Тайлер увидел то, что учудила его сестра, пока он репетировал сонату на скрипке. На обоях был нелепо и криво нарисован человечек с большими голубыми глазами и черными волосами, одетый в лиловый полосатый пиджак, такой же нелепый и смешной, как он сам, а рядом такая же кривовато нарисованная девочка с такими же глазами и черными волосами. Несложно было догадаться, кто это, наверное, поэтому, как бы Блэйку не было обидно за новые обои, которые он клеил сам вручную и потратил на них полторы своих зарплаты, он все равно улыбнулся. Он в жизни не видел шедевра прекраснее и потому рассматривал рисунок трехлетней девочки около пяти минут. И в тот момент столько любви и нежности переполняло его сердце, что он не мог не почувствовать себя гордым отцом, который гордился тем, что у него такая дочь. Он гордился тем, что она видела в нем самого близкого для нее человека, как и любой родитель, который любит своего ребенка.

Тайлер поднялся с колен и, поправив одеяло Карли, пошел на кухню, готовить обед, переполненный вдохновением и теплом где-то в области груди. И это было лучшее чувство. То чувство, ради которого он жил. И его сестра была тем единственным человеком, который это чувство мог ему подарить.

Запись третья

«Запись третья. Дневник пятый.

На День Рождения я получил от Альберта новую скрипку. Ах, эта мастерски выполненная резьба, этот силуэт! Можно ли представить себе инструмент более тонкий, более изящный и утонченный, чем скрипка? Чем эта новая скрипка?

Когда-нибудь я обязательно спрошу у Альберта, у какого мастера он заказывает инструменты и чьи руки так умелы и так виртуозны, что способны создать такое произведение искусства. Я бы очень хотел пожать одну из этих рук.»