Пятые приходят на помощь - [13]

Витька пошевелил прогорающие сучья, они стрельнули угольками и снова вспыхнули.

— Ночь-то какая! Налимья ночь, — покачал головой Самсонов. Он снял кепку и принялся ее осматривать. Ромка начинал догадываться, что Витька затевает рыбалку.

— Чем слюнки глотать, лучше попробовать рыбы наловить…

Ромка представил, как они снова будут пробираться к реке сквозь кусты и бурелом, и поежился. Потом подумал о наживке и хитро усмехнулся: уж не хочет ли Самсонов ловить рыбу на голый крючок? Тот будто догадался, о чем думает Ромка, и мечтательно сказал:

— Иметь бы куриные потроха… На них налим хорошо идет. Да и таймень хватает. Можно бы и поджаренного воробья…

— Или соску с повидлом, — в тон Самсонову сказал Ромка, думая, что тот его разыгрывает насчет жареных воробьев. Самсонов не обиделся.

— Да ну тебя, — сказал он. — Пойдем червей копать…

Он взял факел из смолевых корневищ и шагнул в кусты тальника. Остановился в сырой ложбинке и протянул факел Ромке.

— Держи…

Огонь тускло освещал переплетенную корнями землю. Самсонов воткнул в дерн толстый сук и начал им ковырять, как заступом. Глинистые комья он брал в ладони и разминал, поднося поближе к огню. Черви долго не попадались. Ромка сказал, что лучше бросить это дурацкое занятие и идти к костру, Самсонов разозлился:

— Есть хочешь, а работать лень, да? Думаешь, тебе сюда еду на блюдечке с голубой каемочкой принесут? Черта с два!

Наконец Самсонов нашел большого извивающегося червя, обрадовался, подул на него и ласково сказал:

— Хорош, гусь лапчатый…

Потом снова принялся ковырять землю, то и дело радостно сообщая:

— Еще один! Жирный, черт!

Скоро Самсонов сказал:

— Ну, хватит. А теперь к реке. Я здесь один налимий омут знаю.

Он сунул руку в карман и вытащил леску.

— Звягинцева, — сказал Витька. — Как чувствовал, что может пригодиться. Жаль, готовые закидушки и наживка на пристани остались…

Место для рыбалки выбрали на крутом берегу. Удочку Самсонов забросил неподалеку от большой лиственницы, принесенной сюда в половодье.

Через полчаса Самсонов проверил снасть. Червяк оказался нетронутым. Рыболов насадил на крючок еще одного червя, но теперь забросил удочку уже в другое место.

От воды тянуло прохладой. В небе мерцали звезды. Одна из них стремительно неслась по небосводу.

— Реактивный, — сказал Самсонов. — Может, военный… Или пассажиры летят куда-нибудь на край земли…

Он усмехнулся и бросил камень в кусты:

— А мы, как робинзоны, застряли на острове. Да хотя бы где-нибудь в безлюдье, а то у поселка на виду.

Он встал и направился к удочке. Ромка услышал, как Самсонов сопит, и подошел к нему. Рыбак обеими руками держал удилище и водил им из стороны в сторону.

Рыбина тянула вглубь, и Самсонов, выискав наиболее пологий спуск, сполз к воде, умостившись на небольшом приплечке берега. Теперь ему стало удобнее вести поединок.

Ромка последовал за Витькой, опустил факел к реке и вскрикнул от удивления. Самсонов тянул большую рыбину. Налим мотал головой.

— Здоровенный, — обрадованно сказал он.

— Подхватывай его, — приказал Самсонов. — Такого без подхвата не вытащишь — леску порвет…

Ромка встал на колени и, придерживаясь одной рукой за выступ глинистого берега, другую опустил в воду, нашел налима, провел ладонью по его скользкой коже и подобрался к жабрам.

Как крючками, Ромка зацепил налима пальцами и потянул на себя. Рыбина стала извиваться и вырвалась из рук, но упала на берег. Ромка бросился животом на налима и замер.

— Держишь? — крикнул Самсонов. Потом поднял с земли смолевые сучья, помахал ими, и они загорелись, освещая и водовороты омута, и притихшего на рыбине Ромку. Самсонов снял брючный ремень и продернул его через налимьи жабры.

— Ну и поросенок, — довольно сказал он. — Давай к костру.

Самсонов, как и все рыбаки, неплохо разбирался в кулинарном деле.

— Налима будем печь. В собственном соку, — сказал он, осматривая добычу. — Правда, без соли.

Он завернул рыбину в какие-то листья и обмазал глиной. Отодвинул угли в сторону, вырыл ямку на месте кострища, затем уложил в нее налима. Потом дышащие жаром угли снова сдвинул на место. Минут через двадцать мальчишки с аппетитом принялись за еду.

— Слушай, Самсонов, — сказал Ромка. — Как ты думаешь, что это за люди здесь были. По-твоему, они мошенники? И почему они приплыли именно сюда, на остров?

Самсонов перестал жевать и признался:

— А то я знаю? Сам ничего понять не могу. Головоломка да и только…

Галка Павлова любила своего дедушку и гордилась им. В праздничные дни он надевал форменный шахтерский мундир, и на кителе загорались боевые ордена и медали, все три знака «Шахтерской славы». Галкин дед Иван Савельевич военными дорогами дошел до Берлина и на рейхстаге оставил свою роспись. В шахте бригадирствовал у забойщиков и не раз побивал рекорды угольного бассейна. Огромный портрет Галкиного дедушки висел в музее шахтоуправления. Здесь он был прописан навечно.

Галкин дед не раз приходил в школу и рассказывал о крепкой дружбе, о трудном горняцком хлебе. И слушали его всегда с интересом. Понятно, таким дедушкой нельзя не гордиться. Он уже несколько лет на пенсии, но дома сидит редко. Иван Савельевич постоянно чем-то занят. Галка однажды пожалела его, а он взял да чуть не обиделся.