«Пятьсот-веселый» - [15]
— Калач вот свежий. И яйцо. Поешь. Вкусно.
— Не-е, — прохрипел Валька и прикрыл глаза.
Я постоял над ним, не зная, что делать, и опять сел перед печкой.
— Плохо ему? — тихо спросила Катя. Я кивнул.
То, что Валька не проглотил ни крошки — пугало. Капля по капле вытекала из него жизнь. И я не мог остановить этого. Довезти бы! Хоть бы скорее Слюдянка!
Несмотря на все мои беды, у самого меня был волчий аппетит, я б теперь поросенка слопал! Так наголодался за двое суток.
— Ты куда едешь? — спросил я и вонзил зубы в застывший на морозе калач.
— В Иркутск, в госпиталь, — печально ответила Катя. — Там тятя мой лежит. Письмо прислал.
Пока мы ели мерзлый калач, она рассказала мне, что у нее на фронте погибли все братовья, а было их трое. И вот отец лежит раненый. А мать еще до войны померла от простуды. Жила Катя с бабушкой, но недавно и бабку снесли на погост. И теперь вот осталась одна-одинешенька и решила поехать к отцу, пристроиться возле него в госпитале.
— Я все умею. И стирать, и шить, и полы мыть, и стряпать. Дадут каку-никаку работу, раз я возле отца буду? — спрашивающе говорила она. — Нянечкой буду, на медицинскую сестру могу выучиться или воду возить стану. Я возила в нашу столовку. Палаты могу мыть, за ранеными убирать. Что заставят делать, то и буду. Могу и стряпухе помогать. Стряпки-то, они с пальцев сыты бывают. И пайки мне тогда никакой не надо. Не прогонят, поди?
— Не прогонят, — подтвердил я. — Не имеют права. Раз дочь к отцу приехала — не прогонят.
Она благодарно взглянула на меня, и улыбка легла на ее измазанное сажей лицо.
— Я за своим родным тятей лучше чем кто ходить стану. Он в позвоночник раненный. Неподвижный он.
Я подумал, что Катя счастливый еще человек, отец все же есть. А у меня никого. После смерти бабки остался я на всем белом свете один-одинешенек. Матери почти не помнил, она померла от тифа, когда я еще пешком под стол ходил, а отца убили в тридцатом. Жил я с бабкой, пока ее тоже, как и Катину, не снесли на погост. Отправился я тогда в город к дяде Ване, двоюродному брату отца — ближе родни у меня не осталось. У него и жил последние пять лет. Они бездетные были и меня заместо сына приняли. Война началась, дядя Ваня на фронт ушел, и остались мы с теткой Марьей, его женой, вдвоем. А полгода назад все мальчишки нашего девятого класса двинулись в горвоенкомат, на фронт проситься. Сначала нас погнали — возраст не подошел. Раз турнули, два турнули, а на третий взяли. Мы думали, что все вместе сразу на фронт попадем, а нас рассортировали кого куда, в основном по военным училищам. Я попал в водолазную школу. Теперь учебу на водолазов мы уже закончили, и вот-вот должны нас отправить на фронт.
Калач мы с Катей умяли до крошки. Такой вкуснятины не едал я за все свои семнадцать лет.
Я подложил в печку остатки досок, стараясь не думать, что они последние. Все. Кончился мой сундук — запевай песенку! Надо было, пока мы стояли на станции, выскочить и разжиться дровишками, а я продрых, пока не разбудил комендант. В эту «буржуйку» сколь ни пихай, все одно — мало, и в вагоне стоит собачий холод. Обогреваю белый свет. Лицо жжет огнем, а спина морозом берется. Повернешься — все навыворот. Так и крутишься возле печки то задом, то передом. А каково Вальке!
Мы с Катей чакали зубами. Тепло, охватившее нас после съеденного калача, улетучивалось, как из дырявого решета, и надо было думать, как бы не окочуриться вовсе. Лучше всего залезть к Вальке под полушубок и всем вместе греться.
Под настороженным взглядом Кати я поснимал с вешалок водолазные рубахи и, постелив их рядом с Валькой, предложил ей лечь. Она дико взглянула на меня. Я не сразу понял, чего она боится, а когда понял — меня бросило в жар.
— Да ты не бойся, — смущенно сказал я. — А то закоченеешь совсем.
— Н-не-б-бой-ся, — неожиданно произнес Валька, едва выговаривая слова.
— Вот видишь, — обрадовался я, что Валька поддержал меня. Обрадовался еще и тому, что он вообще заговорил, значит, жив.
Но Катя медлила. Я лег, оставив ей место, обнял Вальку, пытаясь согреть его своим телом. Катя посидела-посидела возле потухающей печки и тоже примостилась рядышком со мной.
Мы лежали спина к спине, затаив дыхание и боясь коснуться друг друга.
Печка погасла, и остатки тепла выдуло из вагона, холодно стало невтерпеж.
— Подвигайся ближе, — предложил я Кате, — а то застынешь.
Она пододвинулась, и мне стало жарко, будто не девушка прислонилась ко мне, а печка. Впервые в жизни рядом со мной лежала девушка. И я чутко ловил каждый ее шорох, каждое движение, прислушивался к ее дыханию. А ее трясло в ознобе.
— Ты ложись посередке, — пожалел я Катю. — Теплее будет.
— Не-е, — отказалась она и напряженно затихла.
— Ты его не бойся, — уговаривал я, думая, что она боится раненого Вальку.
— Не-е, — снова отказалась Катя. — Я лучше тут.
Я всегда стеснялся девушек, хотя влюблялся в классе часто. И всего один раз в жизни целовался. Мы тогда шли из кино, и я провожал одноклассницу, маленькую, приподнимающуюся на цыпочки, чтобы казаться повыше. А я длинный как жердь. «Дядя Достань Воробышка» — так дразнила меня соседская мелюзга. Стояли мы тогда перед ее домом, и я, поняв наконец, что она чего-то ждет, насмелился и с перехваченным дыханием чмокнул ее прямо в губы. Они оказались мягкими и податливыми. Это меня озадачило. Я читал в книгах, что девичьи губы упруги и солоноваты, и хорошо запомнил это. А у нее вдруг — мягкие и сладкие. Правда, мы все кино хрумкали конфеты-леденцы.
В книгу входят: широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне; повесть «Тихий пост» — о мужестве и героизме вчерашних школьников во время Великой Отечественной войны и рассказы о жизни деревенских подростков.С о д е р ж а н и е: Виктор Астафьев. Исток; Г р о з о в а я с т е п ь. Повесть; Р а с с к а з ы о Д а н и л к е: Прекрасная птица селезень; Шорохи; Зимней ясной ночью; Март, последняя лыжня; Колодец; Сизый; Звенит в ночи луна; Дикий зверь Арденский; «Гренада, Гренада, Гренада моя…»; Ярославна; Шурка-Хлястик; Ван-Гог из шестого класса; Т и х и й п о с т.
В прозрачных водах Южной Атлантики, наслаждаясь молодостью и силой, гулял на воле Луфарь. Длинный, с тугим, будто отлитым из серой стали, телом, с обтекаемым гладким лбом и мощным хвостом, с крепкой челюстью и зорким глазом — он был прекрасен. Он жил, охотился, играл, нежился в теплых океанских течениях, и ничто не омрачало его свободы. Родные места были севернее экватора, и Луфарь не помнил их, не возвращался туда, его не настиг еще непреложный закон всего живого, который заставляет рыб в определенный срок двигаться на нерестилище, туда, где когда-то появились они на свет, где родители оставили их беззащитными икринками — заявкой на будущее, неясным призраком продолжения рода своего.
В книгу входят широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне и рассказы о жизни деревенских подростков в тридцатые годы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу входят широкоизвестная повесть «Грозовая степь» — о первых пионерах в сибирской деревне и рассказы о жизни деревенских подростков в тридцатые годы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемых романах краснодарского писателя Анатолия Знаменского развернута широкая картина жизни и труда наших нефтяников на Крайнем Севере в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
По антверпенскому зоопарку шли три юные красавицы, оформленные по высшим голливудским канонам. И странная тревога, словно рябь, предваряющая бурю, прокатилась по зоопарку…