Пятьсот часов тишины - [29]

— Да разве вы кузнец настоящий?

— А почему ж не настоящий? — отвечал кузнец с некоторой обидой в голосе.

— Поди на пневматическом куете?

— А то как же!

— Так это ж автоматика! Тут особая квалификация. Техперсонал вы, а не кузнец!

Дошла очередь и до рослого плечистого человека в тельняшке, с энергичным и загорелым лицом. Во всем облике, в повадках этого человека сквозило нечто армейски-флотское, старшинское. Впечатление не обманывало: из армии он пришел совсем недавно, по одной из последних демобилизаций. Городок, где он жил и работал на заводе, тяготел не то к Свердловску, не то к Челябинску. Был он человеком дружественным, участливым и прямым. В группе Вадима-лохматого он выполнял обязанности санитара, поэтому его называли Медбратом. «Медбрат, дай закурить!» «Медбрат, нет ли чего от живота?» Кроме того, он руководил побудками, дежурствами, заготовкой дров и многими прочими заготовками, чем сильно облегчал участь выборного завхоза — крановщицы Нины. Попросту говоря, он был правой рукой инструктора Вадима-лохматого.

Они с Вадимом придумали такую хорошую штуку: порылись в паспортах, хранившихся у Вадима, и выявили тех, у кого день рождения приходился на время пути. Таковых оказалось три души. Тайком собрали со всех какую-то небольшую мзду и устроили «новорожденным» сюрприз: поднесли им по сувениру и выпили все вместе за общей вечерней трапезой.

Мне почему-то кажется, что «вечер знакомства» состоялся тоже по инициативе Медбрата, который в силу армейской выучки старался выстричь всякую разношерстность, сплотить коллектив.

Отвечая на вопрос о роде своей армейской службы, Медбрат, между прочим, сообщил, что он энтузиаст парашютного спорта и что у него на счету девятьсот шестьдесят прыжков. После того он стал для мальчишек авторитетом совершенно непререкаемым.

Пользовался он популярностью и как лекарь. И это при более чем скромных средствах, так как в его распоряжении была лишь походная аптечка. Но Медбрат взял на учет индивидуальные аптечки туристов и таким образом выходил из затруднений Его подопечные страдали преимущественно от гнуса. У многих от укусов, расчесов и от бесконечных обмакиваний и купаний ноги распухали, как бревна. Поэтому в большом ходу были всякого рода мази и кремы.

Медбрат помогал и своим, и чужим. Когда, бывало, спрашивали: «Товарищи, нету тут с вами доктора?» — то указывали на Медбрата, и он охотно выполнял свой добровольный долг.

В тот вечер, когда я возвращался с Разбойника, я встретил его в лесу с деревенского вида парнем. Они быстро куда-то шли. У Медбрата через плечо висела на широкой брезентовой лямке аптечка с красным крестом, а на голове белел завязанный по уголкам носовой платок, приспособленный вместо шапочки. На мой вопрос, куда это они на ночь глядя, Медбрат, не сбавляя шага, ответил, что его вызвали к женщине, повредившей на сенокосе ногу. К счастью, там не было ничего серьезного — обычный вывих. Медбрат сделал перевязку, проинструктировал пострадавшую и, отужинав с колхозниками, вернулся в свой лагерь. А утром не поленился встать на зорьке, чтоб до отплытия еще раз навестить свою пациентку.

В изданном лет пятнадцать тому назад путеводителе мне встретились такие слова: «На поездку по Чусовой нельзя смотреть только как на увеселительную прогулку. На Чусовой широкое поле для общественно-полезной работы. Если вы инженер, врач, агроном… то прочитанная вами колхозникам или сплавщикам лекция уже является общественно-полезной работой большого значения». Эти слова, право же, стоят того, чтобы их повторять и в новых путеводителях.

Был еще и такой случай. Медбрат заметил, что чем-то расстроена крановщица Нина — завхоз группы. Оказалось, что ее стали допекать претензиями некоторые туристы: то овощей им в рационе мало, то молочка вдруг посреди тайги захотелось, то хлеб привезли из сельмага вроде бы непропеченный. Все их претензии Нина по простоте душевной принимала близко к сердцу и ходила сама не своя.

Узнав, в чем дело, заволновался и Медбрат. Но поскольку его чувства всегда принимали конкретную форму, он отозвал жалобщиков в сторонку, за кустики, и сказал:

— Товарищи, а ведь вы забыли, что Нина — такая же отдыхающая, как и мы с вами. Ну не старалась бы девчушка или относилась бы наплевательски — Другое дело. Так нет! А вы ее до слез доводите! Где ваша совесть? Зачем портите человеку отпуск? Займите-ка сами Нинино место! А? Переизберем давайте хоть сейчас!

Жалобщикн утихомирились, претензий не стало. Однако Нина еще несколько дней глядела невесело. Да и по сей день, думаю, остался у нее неприятный осадок. Но чаще, чем обидчики, ей вспоминается энергичный заступник, широкой души человек — Медбрат, и неуклюжий миротворец Вадим, и участливо-деловой дядя Юра, да и другие хорошие люди из тогдашней компании. А это надежное противоядие!

Последним в тот вечер перед нами предстал, выйдя к костру, невысокий сухопарый человек в гимнастерке. Походил он на учителя физкультуры, но оказался географом. Он возглавлял «пионерию» — группу учеников одной из пермских школ. Судя по мелкокалиберному револьверу в кирзовой кобуре, висевшей у географа на поясе, дело у них было поставлено серьезно.