Пятое время года - [131]
— С какой стати?
— Видишь ли, Тань, Павлик как узнал… про Бабверу, сразу прибежал ко мне. Я не смогла просто так выставить его. Вчера помогал мне весь день, мы с ним вместе двигали мебель. Я подумала, что если человек приходит в такую минуту…
— Мне безразлично. Если ты позвала его, пусть приходит.
На улице вовсю шпарило солнце. Весело, будто ничего не случилось, чирикали глупые воробьи, купаясь в грязном песке на площадке возле дома. Под старой вишней топтался Павлик. На том самом месте, где обычно они расставались и никак не могли расстаться. В его нестриженых темных волосах было полным-полно белых лепестков.
— Привет. — Он сделал два нерешительных шага навстречу и остановился.
— Привет.
Кожаное сиденье в тупоносом автобусе с мерзкой черной полосой раскалилось от солнца, обжигало, но не могло согреть. Павлик уселся рядом. К счастью, догадался, что лучше ему помолчать.
Открылись двери в ужасный зал. Желтая мумия в гробу не могла быть Бабверой! Ошеломленной внучке захотелось убежать, спрятаться, забиться в угол, ничего не видеть и не слышать… Какой же жестокий, унизительный обряд! Бедная Бабвера! Зачем все разглядывают ее обезображенное смертью лицо? Чтобы потом обсуждать и рассказывать знакомым, какое это было отвратительное зрелище? Для чего здесь какая-то чужая тетка, здоровенная, похожая на баскетболистку, с траурной повязкой на рукаве? Провожает в последний путь «очередную» старуху? Произносит, дура, какие-то заученные, казенные слова с фальшиво-скорбным лицом. Лучше б помолчала! Эта старуха достойна иных слов, чем те, которые предназначаются всем подряд! Заурядным, сереньким, ничтожным.
Малознакомые люди, соседки, поправляли жалкие, растрепанные цветочки вокруг Бабверы, целовали ее в лоб, прощались. Расступились, чтобы пропустить любимую внучку, и, не понимая, почему она не желает подойти к гробу, засмущались, потупились, отвернулись. Пусть думают, что хотят! Нельзя запомнить Бабверу такой!
Натренированная тетка ловко закрутила шурупчики, и гроб стал опускаться вниз. В печь. Раз-два — и все!
Обратно к дому автобус летел, подпрыгивал на неровной дороге. Никто уже не плакал. Им всем казалось, что самое страшное — позади.
— Танечка, не плачь, пожалуйста!
— Отодвинься ты, Павлик!
Дома спрятаться было негде: посторонние люди, не очень-то и грустные, заполонили все. В ожидании застолья топтались по комнатам. В туалете без конца журчала вода. Не получилось запереться и в ванной. Там причесывалась и подкрашивала губы вечная аспирантка Лариса. Жгуче-красивая, похожая на оперную диву, волоокая и тупая как пробка. Вырядилась в брючный костюм с бриллиантовой брошкой, будто приперлась на именины. Невероятно активные учительницы носились из кухни в столовую — помогали. На лестнице курили папины кафедральные — оживленно обсуждали последнюю «защиту». Щебетали, не слыша друг друга, усевшиеся на диване глухие старушенции, Бабверины подружки по театру.
Павлик старался изо всех сил — с повадками своего человека в доме таскал стулья от соседей, резал хлеб, открывал бутылки, всех рассаживал. Когда услужливый мальчишка наконец угомонился, ему не хватило места.
— Садись.
В компании одноклассников они часто сидели вдвоем на одном стуле. Обнявшись. Павлик и сейчас обнял. Иначе бы свалился с табуретки. Его близость, как и следовало ожидать, не вызвала никаких эмоций, кроме того что вспомнилась другая рука, и другое плечо. Крепкое, спасительное мужское плечо. Уткнуться бы в него и забыть обо всем!
Папа сказал очень хорошие, умные, проникновенные слова, но и они не могли примирить с происходящим. Папа не заплакал, а тупая Лариса принялась утешать его. Подлизывалась к научному руководителю. Заплакала одна Инуся, и то на секунду. Вытерла глаза фартуком и опять заулыбалась, раскладывая блины на тарелки докторам и кандидатам наук. За эти блины, картошку с селедкой, винегрет, за дешевые водку и вино, не достойные памяти Бабверы, сделалось больно до слез. Хотя вряд ли здесь кто-нибудь рассчитывал на мясо молодого оленя под соусом фламбе. Облысевшие, состарившиеся папины друзья, которые когда-то мечтали стать великими учеными, рассуждали о высоких материях, пели под гитару модные бардовские песенки, с поспешностью голодных накинулись на привезенные Жекой сырокопченую колбасу, буженину, ветчину, нарезанные экономной Инусей тонюсенькими ломтиками и разложенные на десертных тарелочках. Заслуженные артистки на пенсии, увидев колбаску, тоже страшно оживились. Забыли, по какому поводу сегодня застолье.
Шум нарастал, голоса становились громче и непринужденнее. Раздражала все крепче обнимавшая рука Павлика, его горячая нога, дыхание в щеку. Дальше терпеть эти гнусные поминки было немыслимо!
Старенькая гобеленовая подушка на диване в детской пахла домом, Бабверой, тоской, одиночеством.
— Тань, можно?
Притворив дверь, Павлик на цыпочка
х, словно боялся разбудить — зачем тогда, спрашивается, явился? — подошел к дивану и опустился на коврик, где сидел всякий раз, когда зачитывал своей повелительнице Танечке главу из учебника или объяснял сложную задачку по физике.
— Танечка, милая, любимая, прости меня! Пожалуйста, прости! Я не нарочно. Я, правда, не хотел. Просто нашло какое-то затмение…
Проза Ксении Велембовской полюбилась читателю после романа «Пятое время года», в котором рассказывалось о судьбах четырех женщин из большой московской семьи. В новом романе «Дама с биографией» писательница подтверждает: «мысль семейная» дорога ей, «дочки-матери» — главная ее тема.Люся, главная героиня романа, — само терпение: взрослая и успешная дочь — домашний тиран, старая мать — со своими «устоями», а еще барыня сватья и выпивоха зять… Случайное знакомство меняет взгляд героини на мир и сулит весьма радужные перспективы.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.