Пятницкий - [79]

Но, к сожалению, далеко не все, кто перед лицом невосполнимой потери голосовал за «Воззвание» и в красиво составленных пламенных речах клялся в своей верности ленинским заветам, проявляли эту верность в действии, в повседневной практической работе. И первым на этот нечестный извилистый путь вступил Лев Троцкий, еще осенью 1923 года навязавший РКП (б) и всему международному коммунистическому движению новую дискуссию по кардинальным вопросам партийного строительства, отравленное острие которой как раз и было обращено против дела Ленина, против его учения.

У Пятницкого были старые счеты с Троцким. И может быть, поэтому он особенно настороженно воспринимал наскоки Троцкого и небольшой группы его сторонников на Центральный Комитет партии и Исполком Коминтерна.

Став секретарем ИККИ, Пятницкий должен был научиться шире охватывать события, происходившие в международном рабочем движении и вообще в мире, глубже толковать их. Он отлично понимал сам, что богатого опыта работы в нелегальных условиях, великолепного знания «техники» и цепкой памяти на лица, имена и политические судьбы близких и далеких товарищей по борьбе было достаточно для того, чтобы возглавлять орготдел, но всего этого явно недоставало, чтобы быть одним из руководителей ИККИ. Кроме того, он полагал, что теперь, без Владимира Ильича, бесконечно увеличивается ответственность каждого большевика за дела всей партии, и он еще больше уплотнил и без того уплотненный рабочий день. Как правило, возвращаясь домой поздно вечером и наспех поужинав, Пятницкий садился за книги, которые не успел прочитать за свою беспокойную, сотканную из быстро бегущих дней жизнь. Спал совсем мало: три-четыре часа в сутки, а для семьи оставались уже не короткие часы, а только минуты.

— Так нельзя. Ты совсем не бережешь себя, Пятница, — тревожно говорила Юлия, наблюдая, как муж торопливо, несколькими большими глотками выпивал стакан крепкого, чуть теплого чая, тут же хватался за туго набитый, лоснящийся от времени портфель и, кивнув головой: «Ну, я отправился, Юлик», — выбегал из дому в ту самую секунду, когда к подъезду подкатывал его громоздкий, видавший виды автомобиль. И пока по-стариковски покашливающая и пофыркивающая машина, изредка подбадривающая себя не слишком мелодичным воплем клаксона, пробиралась через центр к Моховой, множество тревожных мыслей роились в голове секретаря Исполкома.

В ближайшие дни ему предстояла поездка в Германию, страну, в которой он прожил немало лет, проходя высшую школу профессионального революционера.

Положение в Коммунистической партии Германии — одной из опорных секций Коминтерна — продолжало оставаться тревожным.

Экономическая и политическая обстановка в стране, события, происходившие на международной арене, сама жизнь опровергли прогнозы некоторых лидеров компартии, их несостоятельное стремление представить положение в Германии как якобы вполне созревшее для захвата власти.

На совещании представителей компартий Германии, Франции, Чехословакии и РКП (б), открывшемся в Москве 21 октября 1923 года, доклад о положении в Германии сделал Г. Брандлео. Он явно выдавал желаемое за реальность и договорился до тою, что прямо заявил: «Захват власти мы, все ответственные работники, считаем нетрудной и вполне выполнимой задачей».

Несмотря на обоснованные возражения со стороны Э. Тельмана и Г. Эберлейна, считавших, что Брандлер в своем анализе исходит лишь из оценки политической ситуации в Саксонии и Тюрингии, а не во всей стране и что оптимизм докладчика чреват опасностями, ибо вытекает из явной переоценки подготовленности пролетариата к вооруженной борьбе за власть, председатель ИККИ Зиновьев и ряд других руководящих деятелей компартии фактически поддержали основные положения доклада.

Позже, вспоминая об этом докладе, Отто Вильгельмович Куусинен говорил, что Брандлер просто-напросто ударился в революционную фантастику.

Последующие события — разгон рабочих правительств в Саксонии и Тюрингии и прекращение героического восстания рабочих Гамбурга, в течение 60 часов ведших баррикадные бои с вооруженными до зубов полицейскими и солдатами рейхсвера, тяжкие потери и жертвы среди лучшей части германских коммунистов — словно вихрь разнесли величественную, но не имеющую фундамента, а потому и фантастическую постройку, мысленно воздвигаемую правыми руководителями КПГ.

23 ноября генерал Сект официально объявил о роспуске Коммунистической партии Германии и всех связанных с ней массовых организаций. Над каждым коммунистом и сочувствующим нависла угроза длительного тюремного заключения.

Правительство во главе с социал-демократом Штреземаном ушло в отставку. Новое коалиционное правительство, но уже без участия социал-демократов, сформировал В. Маркс.

Один за другим посыпались на головы трудящихся чрезвычайные законы и постановления, и в том числе самый реакционный — об отмене 8-часового рабочего дня.

Компартия Германии ушла в глубокое подполье. В этой чрезвычайно усложнившейся обстановке силу стало набирать «ультралевое» крыло партии, в общем-то немногочисленная кучка сектантов, группировавшаяся вокруг Рут Фишер и Аркадия Маслова. «Ультралевые», уже находясь у руководства партией, полагали, что они еще более укрепят свои позиции на предстоящем IX съезде КПГ. И в этом смысле они развернули очень широкую кампанию, готовясь протащить на съезде ряд своих «принципиальных» установок.