Пятнадцать тысяч монет - [35]

— Мы почтительно исполним все, что вы изволили приказать, — ответили слуги.

— Ваша одежда, подобно чешуе дракона, скрывает вашу фамилию и прячет ваше имя, — добавил Цзян Цзюй. — Но как нам поступить, если мы встретим в дороге людей, которые, не зная, кто вы такой, начнут при вас хулить министра?

— Известно, что человеку, который вершит большие дела, не должна быть свойственна мелочность, — сказал Ван Ань-ши. — К тому же о людских толках никогда не стоит печалиться. Тех, кто говорит, что я добр, не стоит хвалить, а на тех, кто говорит, что я зол, не стоит сердиться, — нужно пропускать все это мимо ушей. Так что вы не вмешивайтесь в подобные разговоры.

Цзян Цзюй выслушал приказ и предупредил о нем лодочника, чтобы тот не попал впросак.

Дальше они плыли не разговаривая. Незаметно прошло больше двадцати дней, и они добрались до местности Чжунли.^{131} У Ван Ань-ши давно была чахотка, теперь же, когда он провел столько времени в маленькой лодке и был подавлен последними событиями, болезнь его обострилась. Он захотел сойти на берег, полюбоваться видами города и хоть немного отвлечься от своих грустных мыслей.

— Отсюда до Цзиньлина уже недалеко, — сказал Ван Ань-ши своему управляющему. — Поручаю тебе сопровождать мою жену и домочадцев и заботиться о них. Вы поплывете водным путем через Гуабу^{132} и Хуайян,^{133} а я двинусь по суше. Встретимся в Цзиньлине у реки.

Ван Ань-ши отправил семью дальше на лодке, а сам с двумя слугами и доверенным чиновником Цзян Цзюем остался на берегу.

В повозке и в лодке, на суше, в воде —

Путник всегда в тревоге.

Куда бы ни шел он, гибель везде

Ждет его на дороге.

— Поскольку вы, господин министр, решили двигаться по суше, нам необходимы носильщики, — обратился к Ван Ань-ши Цзян Цзюй. — Пошлете ли вы на почтовую станцию требование, чтобы вам дали носильщиков, или же предпочтете нанять их на свои средства?

— Я уже говорил вам, что не хочу поднимать переполох, — сказал Ван Ань-ши. — Наймем сами.

— Если мы хотим сами нанять носильщиков, нам следует обратиться к посреднику, — сказал Цзян Цзюй.

Слуги взвалили узлы на спину, и Цзян Цзюй повел Ван Ань-ши на постоялый двор, хозяин которого занимался посредничеством. Тот почтительно встретил их и усадил.

— Куда вы намерены ехать, господин проезжий чиновник? — спросил он.

— Мы направляемся в Цзяннин, — ответил Ван Ань-ши. — Я хочу, чтобы вы подыскали мне паланкин и трех лошадей или мулов. Тогда мы могли бы сразу же двинуться в путь.

— Теперь не то, что прежде, — сказал хозяин. — Достать все, что вы просите, невозможно.

— Почему же? — удивился Ван Ань-ши.

— Это долго рассказывать, — ответил хозяин. — С тех пор как упрямый министр стал у власти и ввел новые законы, губительные для государства и населения, весь народ разбежался. Хотя здесь и осталось несколько бедняков с семьями, которые живут лишь тем, что прислуживают местным чиновникам, но найти свободных людей, которых можно было бы нанять, негде. А кроме того, когда народ беден, хозяйство пришло в упадок, люди сами не едят досыта и у них нет лишних денег, — кто станет кормить лошадей или мулов? Если и найдем одного-двух, то ведь вас это не устроит. Посидите пока здесь, а я пойду поищу. Достану — не радуйтесь, не достану — не обессудьте. Только платить теперь придется вдвойне против прежнего!

— А кто тот упрямый министр, о котором ты говорил? — спросил Цзян Цзюй.

— Его зовут Ван Ань-ши, — сказал хозяин. — Я слышал, что он привык смотреть на всех свысока. Что ж, это естественно — дурные черты человека отражаются в его поведении.

Ван Ань-ши опустил глаза и велел Цзян Цзюю прекратить этот разговор. Хозяин удалился. Прошло немало времени, пока он вернулся и сказал:

— Мне обещали только двух носильщиков для паланкина, третьего, оказалось, невозможно найти — так что смены у них не будет, но платить им придется за четырех. Лошадей совсем нет, я достал только одного мула да еще осла. Завтра в пятую стражу все соберутся у меня на постоялом дворе. Перед самым выступлением в путь дайте им немного серебра.

Ван Ань-ши, которому довелось здесь услышать столько неприятных вещей, чувствовал себя очень неловко и готов был ехать на чем угодно, лишь бы поскорее оставить это место. «Есть двое носильщиков — и хорошо, — подумал он. — Поедем медленней. Вот только не хватает одного верхового животного. Но ничего не поделаешь, придется отдать осла Цзян Цзюю, а слуги пусть едут по очереди на муле». Он велел Цзян Цзюю, не торгуясь, уплатить хозяину постоялого двора сколько тот запросил, и Цзян Цзюй тут же отсчитал серебром эту сумму.

До отъезда оставалось еще порядочно времени. Ван Ань-ши было очень тоскливо на постоялом дворе, а потому он позвал одного молодого человека пойти побродить вместе с ним. Они вышли на торговую улицу. Рынок и в самом деле был пуст, очень мало лавок было открыто. Ван Ань-ши в душе опечалился. Вскоре они подошли к чайному домику. Ван Ань-ши вошел, но только он хотел попросить чаю, как вдруг бросилось ему в глаза четверостишие, написанное на стене:

Доволен был народ законами отцов —

Сто ясных лет царил покой кругом.

Но вопреки и разуму и чувству