Пятнадцать тысяч монет - [20]

— Это неправда! — воскликнул Кэ-чан.

Начальник области не стал слушать его объяснений.

— Избейте его хорошенько! — приказал он.

Подчиненные повалили Кэ-чана и били его до тех пор, пока не лопнула кожа и не потекла алая кровь. Тогда Кэ-чан признался.

— Я действительно согрешил с Синь-хэ, — сказал он, — у меня тогда помутилось сознание. Сейчас я говорю правду.

Допросили Синь-хэ. Она утверждала то же. Начальник области Линьаньфу представил князю показания Кэ-чана и Синь-хэ. Князь сперва подумал, не казнить ли Кэ-чана, но, вспомнив, как он образован, отказался от этой мысли. Он велел заключить Кэ-чана в тюрьму.

Тем временем настоятель Инь думал: «Кэ-чан — монах безупречного поведения; обычно он не выходил из монастыря, и все время читал сутры перед статуей Будды. А когда его приглашали в дом князя, он возвращался задолго до наступления вечера и уж никогда не оставался ночевать там. Как же могло случиться, что он совершил это преступление? Тут что-то не так». Настоятель Инь поспешно отправился в город, в монастырь Чуаньфасы, и попросил настоятеля Гао Да-хуэя пойти вместе с ним к князю просить снисхождения для Кэ-чана.

Князь вышел к ним, любезно пригласил настоятелей сесть и велел подать чай.

— Кэ-чан вел себя неприлично! — сказал князь. — Я о нем так заботился, а он совершил порочащий монаха поступок.

— Смеем ли мы оправдывать поступки Кэ-чана? Мы только просим милостивого князя вспомнить его былую, пусть и незаслуженную любовь к этому человеку и проявить снисхождение, — снова и снова взывали к князю оба настоятеля, встав на колени.

Князь попросил обоих настоятелей вернуться в свои монастыри и добавил:

— Завтра прикажу начальнику области Линьаньфу смягчить наказание.

— Милостивый князь, со временем это дело прояснится, — сказал в ответ настоятель Инь.

Эти слова не понравились князю; он удалился во внутренние покои и больше не выходил.

Видя, что князь не появляется, настоятели отправились восвояси.

— Князя разгневали твои слова о том, что дело со временем прояснится, — сказал настоятель Гао. — Он не хочет признать себя неправым и потому не пожелал выходить.

— Кэ-чан — монах безупречного поведения, — ответил настоятель Инь. — Обычно, когда он бывал свободен, он не выходил из монастыря, а только читал сутры перед статуей Будды. И даже когда его звали в дом князя, он возвращался засветло и во всяком случае никогда не ночевал там. Как же мог он совершить преступление? Вот я и сказал, что дело со временем само собой выяснится. Я уверен, его обвинили несправедливо.

— Бедный не спорит с богатым, низкий не состязается с благородным, смеет ли монах рассуждать перед князем о том, где правда, а где неправда? Видно, все, что с ним случилось, Кэ-чан заслужил в предыдущей жизни.^{71} Пока надо довольствоваться тем, что ему будет смягчено наказание, а там посмотрим, — заключил настоятель Гао.

Настоятели разошлись по своим монастырям, и пока о них речи не будет.

На следующий день князь написал в Линьаньфу, чтобы Кэ-чану и Синь-хэ смягчили наказание. Начальник области доложил князю: «Было бы лучше решить дело после того, как у Синь-хэ родится ребенок». Но князь приказал вынести приговор и привести его в исполнение не откладывая. Делать нечего, начальник области отобрал у Кэ-чана монашеское свидетельство, наказал сотней ударов палками и отправил в монастырь Линъиньсы, чтобы оттуда он вернулся домой. Синь-хэ дали восемьдесят палочных ударов и направили в уезд Цяньтансянь, откуда она должна была ехать домой. Кроме того, от нее потребовали возвратить князю тысячу связок монет, которые он в свое время уплатил за нее.

Рассказывают, что, когда настоятель Инь принял Кэ-чана, монахи не хотели позволить ему поселиться опять в монастыре, дабы не замарать добрую славу обители. Но настоятель сказал монахам:

— Дело несомненно странное. Но впоследствии все должно выясниться.

По его приказу у подножья горы построили небольшую хижину с соломенной крышей, где Кэ-чан мог отдохнуть и залечить свои раны, прежде чем вернуться в родную деревню.

Рассказывают еще, что князь распорядился отослать Синь-хэ домой и потребовал назад уплаченные за нее тысячу связок монет. Родители Синь-хэ сказали дочери:

— У нас ведь нет денег. Если у тебя есть сбережения, верни князю долг сама.

— Есть человек, который отдаст эти деньги вместо меня, — сказала Синь-хэ.

Тогда отец стал ругать ее:

— Ах негодная! Ты забыла закон и связалась с бедным монахом. Теперь у него даже монашеское свидетельство отобрали, так откуда же он возьмет деньги, чтобы отдать за тебя князю?

— Понапрасну я обвинила этого несчастного монаха! — призналась Синь-хэ. — На самом деле я согрешила с управляющим Цинь Юанем. А он, видя, что я забеременела, и боясь, что дело раскроется, сказал мне: «Явись к князю и скажи, будто ты согрешила с Кэ-чаном. Князь любит Кэ-чана — он обязательно простит тебя; я же буду содержать твоих родственников, снабжать их деньгами и всем необходимым». Я пойду к нему и попрошу денег на расходы и на уплату долга по приговору. Правда, он меня уже один раз обманул, и я не знаю, можно ли полагаться на него. Если он обманет меня снова, отречется от своих слов, тогда я сама о себе позабочусь. Вы отведете меня к князю. Я расскажу ему всю правду и добьюсь, чтобы по крайней мере сняли несправедливое обвинение с монаха Кэ-чана.