Пятидесятая параллель - [3]

— Почему они не потребовали документы? — спросила Татьяна Михайловна.

— Солдат службу знает... — усмехнулся Борисов, посмотрев на меня.

Внезапно кусты ольхи и осинника расступились, и открылась большая поляна, вся в пнях и поваленных деревьях.

— А это тоже японцы? — обернулась ко мне москвичка.

— Нет, это сектора обстрела.

Майор метнул на меня недовольный взгляд и нахмурился.

В центре поляны, в зеленом острове кустов и высоких сосен, стояли деревянные постройки. Это и была застава Поддубного, или Хандаса, как ее называли в отряде.

— А почему она так называется?

— По имени речки, которую проезжали, — пояснил я.

— Хан-да-са... Как это поэтично!

Мы вежливо согласились, хотя ничего поэтичного не находили в этом названии. Хандаса и Хандаса... В отряде были и другие заставы: Пильво, Амба, Пи-ленга, Тополев мыс, и никто никогда не восторгался их названиями.

Не успели мы вылезти из машины, как к Татьяне Михайловне подлетел молодцеватый лейтенант с румяным лицом и вытянулся-в струнку:

— Лейтенант Поддубный, начальник заставы!

— Здравствуйте, — протянула она руку.

— Здравия желаем!

У него был зычный, повелительный голос..

По широкому коридору мы прошли в просторное помещение, заставленное койками. Одни из них пустовали, на других спали пограничники.

— Отдыхают?

— Так точно! — ответил Поддубный.

Он был весь внимание и предупредительность.

— А когда же они встанут?

— В разное время. Прошу, — он пригласил москвичку в канцелярию. Но Татьяна Михайловна не торопилась.

— И так каждый день? Одни спят, другие бодрствуют?

— Да. Одни спят, другие бодрствуют.

— Интересно. Очень интересно.

Поддубный промолчал, корректно склонив голову. Он привык больше слушать, чем рассказывать, и отвечать на вопросы, чем спрашивать.

Из канцелярии мы прошли в ленинскую комнату, потом осмотрели кухню, двор, собачий питомник. Попадавшиеся нам бойцы с любопытством глазели на незнакомую женщину. Борисов нервно похлестывал по голенищам сапог прутиком. Я плелся сзади, мечтая об одном: скорее вернуться в город. А москвичка все расспрашивала и расспрашивала, будто инспектор: и сколько лошадей на конюшне, и какие собаки в питомнике, и что готовит повар на ужин. До всего ей было дело, все ее интересовало. Пояснения давал Поддубный, майор же больше отмалчивался, хмурился и хлестал себя прутиком.

Проходя мимо казармы, окна которой были снаружи затянуты проволочными сетками, Татьяна Михайловна вдруг остановилась:

— А зачем решетки на окнах?

— Для предохранения личного состава, — ответил Поддубный.

— От чего?

— От посторонних предметов.

— Например?

Вопрос был задан слишком настойчиво.

— Японцы иногда гранатами балуются...

Борисов с размаху хлестнул по голенищу. Кажется, эта женщина не в меру любопытна.

И когда, вернувшись в\азарму и поужинав, она сказала, что хочет выйти ночью с кем-нибудь из солдат на границу, мы, не сговариваясь, дружно принялись рисовать мрачные картины.

— Там болото, а вы в туфлях.

— Скоро пойдет дождь, и вы до нитки промокнете.

— Позавчера на границе видели медведя.

Но москвичка упорно стояла на своем. На заставе найдутся сапоги и плащ, говорила она, а медведи на людей не нападают.

Тогда Борисов выдвинул компромиссное предложение: не хочет ли Татьяна Михайловна посмотреть, как отдается пограничному наряду боевой приказ?

— Это, наверное, неинтересно, — неуверенно сказала она.

— Что вы! — воскликнул майор и по своему обыкновению стал доказывать мне, а не москвичке, как это интересно. Я слушал и кивал головой.

— А на границу завтра, по солнышку. Договорились? — заключил Борисов.

Это подействовало.

Старшина принес в канцелярию керосиновую лампу, зажег ее, за окнами сразу стало черно.

В сопровождении дежурного вошли два пограничника. Вид у них был грозный: фуражки с опущенными на подбородок ремешками; брезентовые плащи, туго перетянутые солдатскими ремнями, патронные сумки, гранаты и ракетницы, висящие по бокам.

Старший наряда, голубоглазый, розовощекий здоровяк с пухлыми, как у ребенка, губами, быстро осмотрелся по сторонам, вскинул руку к фуражке и доложил, что пограничный наряд в составе ефрейтора Петрова и рядового Осипенко прибыл за получением боевого приказа на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Осипенко, смуглолицый, с горбинкой на переносице,’ с любопытством смотрел на москвичку.

Поддубный вышел из-за стола:

— Как отдохнули?

— Хорошо, товарищ лейтенант!

— Как здоровье?

— Отлично, товарищ лейтенант!

— Службу нести можете?

— Так точно, товарищ лейтенант!

Это был обычный диалог между начальником заставы и пограничным нарядом.

— Так... — сказал Поддубный и покосился в сторону москвички. Та сидела ка стуле, выпрямившись, прищуря глаза.

Затем он по очереди взял у пограничников винтовки, пощелкал затворами, заглянул в казенную часть, проверил у каждого патронные сумки, осмотрел гранаты, потребовал перевязочные пакеты. Все было в порядке.

— Так... — снова проговорил Поддубный и вежливо спросил Татьяну Михайловну: — У вас будут вопросы?

— Нет, что вы... — смутилась она.

Поддубный разыгрывал свою роль с блеском.

— Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!