Пятерка - [26]

Когда ударит гроза,

Был он чьим-то сыном, был чьею-то мечтой,

Когда ударит гроза, когда ударит гроза,

Был он чьим-то сыном, был чьею-то мечтой,

Когда ударит гроза, разразится буря, когда разразится, ох, когда ударит гроза,

Был он чьим-то сыном, был чьею-то мечтой,

И тут музыка обрывается, и лицо панка заполняет весь экран, и он поет хриплым обожженным голосом:

Пусть в траве зеленой он найдет покой.

Постепенно возвращается передача, в которой Джереми теперь узнает «Шоу Феликса Гого». Несколько раз он его видел и встречал портрет Феликса Гого на улицах. Феликс Гого стоит перед камерой с этой группой — «The Five» они себя называют? — в помещении с ярким светом и резкими тенями, и за ними на стене висит американский флаг. Они будут играть в «Кертен-клаб» в Далласе в субботу вечером. Гого задает вопросы, а под лицами появляются имена. Майк Дэвис говорит о своих татуировках, потом камера коротко показывает Берк Бонневи, но та не говорит ничего, Ариэль Коллиер начинает отвечать на вопрос, давно ли она стала музыкантом, и вдруг экран разваливается цветными квадратами, будто кабельная связь отключилась, но звук продолжается, и сквозь цифровое шипение помех хиппушка отвечает:

— Я хотела стать музыкантом, чтобы иметь возможность говорить правду.

— Какую правду? — спрашивает искаженное изображение Гого на терзаемом экране.

— Вот такую, — отвечает она, и эхо какое-то странное повторяет: такую, такую, такую. — Правду об убийстве, отвечает она, и ее изображение смывает мозаика бледно-зеленых квадратов.

Потом экран исправляется, становится как нужно, и Джереми видит Терри Спитценхема, который говорит, но что — непонятно, потому что отключился звук. Экран идет рябью и снова рассыпается, потом полностью чернеет. Динамик шумит взрывом помех, потом включается с середины, когда этот человек говорит:

— Война — это натаскивание киллеров, тренировочная площадка для убийств. Знаете, сколько детей убили наши так называемые герои?

— Не лез бы ты, — слабым голосом говорит Джереми черному экрану. — Не лез бы.

— Стыдно, — говорит другой голос сквозь треск помех. Стыдно им должно быть, и они заслужили страдание.

Снова появляется картинка, но серая и призрачная, и призрачный образ Феликса Гого возмущенным голосом пищит, как персонаж мультика:

— И вы хотите внушить людям, что наши солдаты там стреляют в детей? Что после всего, что они сделали для нашей страны, после всех принесенных ими жертв вы из них делаете убийц детей?

Снова мелькают светящиеся пятна, и вдруг картина проясняется, стоит этот поющий панк с фальшивой улыбкой, а под ним его имя Кочевник — что за имя дурацкое? И он очень ясно произносит:

— Мы над этим работаем.

— Что ж, флаг в руки, — отвечает Феликс Гого, и ясно по тону, что будь у Феликса пистолет в руках, он мог бы пристрелить этого длинноволосого гада на месте.

Остальное Джереми уже не воспринимает, потому что увидел все, что хотел увидеть, а сил выключить телевизор нет. Где вообще пульт? В кухне, в ванной? Накатывает волна изматывающей тошноты, он чует запах собственной крови из пореза на запястье, она стекает темным кругом на коричневый ковер. Вот, блин, думает он, тяжелое будет объяснение с мистером Салазаром.

«Погоди минуту, — говорит он себе. — Постой. Я же ухожу сегодня. Сейчас вернусь и закончу, что начал».

Но он не встает. И даже не пытается встать.

До него доходит откуда-то из глубин мозга, издалека, что надо встать и двигаться, перевязать рану, пока еще он может.

Странный этот мир, думает он. Пытаешься подняться по лестнице — под тобой ломаются перекладины, но когда решаешь спрыгнуть с обрыва, невесть откуда появляется крюк и цепляет тебя, убогого.

Он не совсем понял эту песню и ролик, и не понял, чего это ангел смерти хотел, чтобы он увидел. Ангел смерти? Чьей? Его или…

Он думает, что песня была о богатых, зарабатывающих на войне, или даже начинающих войны, чтобы заработать. Ну и что? Кто сейчас этого не знает? И всем наплевать, что знают. Так всегда был устроен мир, так что же? Может, это еще было новым во время Гражданской войны или в древней истории. Ага, вот эта же группа тоже пытается заработать на войне? Обхохочешься.

Но вся эта фигня насчет «буря разразится, чей-то сын, покой в зеленой траве» и все прочее… Может, это разговор о том, что случится, когда солдаты вернутся домой и задумаются… о чем? Что делали работу, которую их научили делать?

Джереми чувствует, как от него горячим туманом поднимается испарина. Желудок крутит, сейчас его вырвет, и добраться до ванной, пока не разразилась его собственная буря, — тяжкий труд.

«Знаете, сколько детей убили наши так называемые герои?»

— Да что ты в этом понимаешь? — спрашивает он у экрана телевизора, уже перешедшего к следующему эпизоду, где Феликс Гого за столом у себя в кабинете и чирикает с какой-то грудастой мексиканской актрисой. Она сидит на красном диване, сделанном в форме двух губ.

Фишка в том, что в ролике не сказали впрямую: солдат убивает ребенка. Может быть, убил, может быть, не убил. Джереми знает только одно: каждый квартал был полем боя. Особенно в Фаллудже, после того как ребят из «Блэкуотера» размазали. Будь Джереми солдатом из этого ролика, он бы мальчишку пристрелил на месте. Стреляешь в меня — я тебя убираю. Но опять же… Где было оружие у этого мальчика? Может, он просто случайно там оказался, бывало и такое. Случайная жертва при выполнении задания, невелика важность. Пригибаешься и идешь дальше.