Пятерка - [11]

— Нет.

Кочевник понял ее вопрос, потому что они не так работали. Большая часть оригинальных песен, которые исполняла «The Five», — мелодии вроде «Отпускай», «Парад страданий», «Не нужно мне твое сочувствие», «Очередной» или «Бледное эхо» — были написаны совместно Кочевником и Ариэль. Кое-что еще написал Терри — и в одиночку, и с каждым из двух ведущих певцов. Но обычно они работали так: Кочевник или Ариэль придумывали идею и начинали ее вертеть вдвоем, и она могла к чему-нибудь привести, а могла застрять и сдохнуть. Когда песню пишешь, никогда наперед не знаешь. У других тоже могли спрашивать мнения насчет темпа или тональности, или Терри сам предлагал аккомпанемент или соло на клавишах. Майк быстро придумывал оригинальную партию бас-гитары, прокручивал несколько вариаций и выбирал, которую предложить. Берк предлагала основной ритм, завитушки и украшения и иногда давала то, что от нее просят, а бывало, что взбрыкивала и уходила в неожиданную сторону. Но как бы ни получалось дело — а иногда трудно было понять, как именно оно получалось, — в результате появлялась песня для выступления, хотя от начала процесса и до конца могла пройти пара дней, а могла и пара-тройка месяцев.

— Не с потолка, — продолжал Кочевник. — Я хочу, чтобы все на эту тему подумали. Объединим головы.

— Это мы-то объединим головы? — Берк прервала свой демонстративный сон. — И что значит — «все»?

— То и значит. Мы все должны работать над новой песней. Вместе. Не только мы с Ариэль, а вся группа. Начать, может, стоит с текста. Каждый пишет несколько строчек.

Густые брови Майка взлетели вверх.

— Как ты сказал?

— Сказал, что каждый внесетевой вклад в текст. Слишком сложная мысль?

— Для меня — да, — ответил Майк. — Я вот ни хрена не поэт. Строчки в жизни не написал.

— И я тоже, — поддержала его Берк. — Не моя это работа.

— Можно мне сказать? — спросил Джордж и в наступившей паузе продолжил: — Мне эта мысль кажется хорошей. В смысле — отчего бы и не попробовать?

— Рад, что ты так думаешь, — кивнул Кочевник. — Потому что ты тоже будешь участвовать.

— Я? Да брось ты. Если в этом мире кто и не умеет писать песни, так это я.

— А ты пробовал?

— Нет, и как раз потому, что не могу. Я кое-как знаю, что такое звук, но такого немузыкального, как я, еще поискать.

— Но ты же сам сказал: отчего не попробовать хотя бы?

Джордж не успел ответить, как Берк сказала:

— Ладно, до нас дошло. — В ее голосе звучали снисходительные нотки, от которых Кочевнику подумалось: а не надо ли было давно уже дать ей по морде и на этом покончить? — Ты ищешь что-то такое, что удержит нас вместе? И чтобы все мысли были только о турне? Типа занять душу работой или что-то в этом роде?

— Может быть. — Горло сдавило спазмом, как бывало при аллергической реакции, из-за которой он всегда держался подальше от всех молочных продуктов. — А может быть, людям полезно давать голове работу.

— Попробовать можно, брат, — согласился Майк, — но я свои пределы знаю.

— И я тоже, — кивнула Берк. — И это не заставит меня забыть. Послушай, если даже мы все сядем вокруг костра и сочиним новую «Кумбайю»,[3] все равно будем знать, что дело кончено. Я имею в виду — всерьез. Без Джорджа и без Терри мы уже будем не те. Да, можем найти другого разъездного менеджера и устроить прослушивание для нового клавишника, но…

Она замолчала на секунду, и в этот миг нерешительности Кочевник подумал, что видит страдание, исказившее ее черты, как рябь на темном пруду, скрывающем свои тайны в темной воде. Потом рябь исчезла, оставив у Кочевника уверенность, что не он один уже начал оплакивать эту смерть.

— Но ничего не выйдет, — спокойно договорила Берк и посмотрела на Кочевника с грустью в шоколадных глазах. А по контрасту с этой печалью промелькнула на губах быстрая и злая улыбка. Кочевник подумал, что она разрывается внутри, как и он, и не знает, рыдать или ругаться. Но Берк есть Берк, и перед тем, как отвести глаза, она сказала: — Ну и хрен с ним.

Глава третья

Вот только что они были не пойми где — и вдруг оказались именно там, где должны были быть.

* * *

— Здесь, наверное, — сказал Джордж, сворачивая на парковку с Чайна-Спринг-роуд и волоча за собой трейлер. «Жестянка» миновала тоскливый ландшафт к северу от озера Уэйко, проехала аэропорт, окруженный порыжевшими полями и ржавеющими складами. Феликс Гого в электронном письме велел Джорджу искать желто-красный фургон «Дельгадо кейбл», и вот он показался, этот фургон, рядом с блестящим «лендкрузером», в котором солнце отражалось, как в пылающем зеркале.

— Осторожно, стекла, — предупредил Терри.

На потрескавшемся от жары бетоне блестели неровные осколки и валялись разбитые бутылки из-под пива. Попав под колесо, такая розочка не только грохнула бы, как придорожная иракская мина, но могла бы и сильно испортить поездку.

— Ну и ну. — Берк явно не понравилась обстановка. — Я думала, мы едем в студию.

— Будем надеяться, он знает что делает.

Джордж припарковал «Жестянку» рядом с шикарной «тойотой». Он представил себе, как красавец «лендкрузер» на автомобильном языке высокомерно говорит его фургону: «Вы вообще слышали о таком понятии, как мойка?»