Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски - [5]

Катя видела в зеркальце, как соус румянца превратился из красного в темно-бардовый.

— Все у нас нормально, — почти резко сказала она. — И тебе не стыдно лезть в чужую постель?

— Да никуда я не лезу, захотела бы — давно там была. Иль ты в этом сомневаешься?

Катя едва не задохнулась от негодования. И это говорит ее лучшая подруга. Что с ней случилось? Конечно, она и раньше была на язык не слишком сдержанной, но не до такой же степени! Ничего не понятно.

— Да, не обижайся, — вдруг промурлыкала Зина и повисла на ней, обдувая ее лицо горьким запахом выкуренных сигарет. — Я ж тебе говорю все это любя. Хочу, чтобы ты жизнь надкусила с другой стороны. Ты же в ней ничего не смыслишь. Думаешь, что, как у тебя, так и у всех. Ерунда. Жизнь такое может нам, бабам, выбросить на берег, что до смерти не забудешь, как дату своего дня рождения. Были бы мы с тобой молодыми, а то ведь осталось-то нам — с гулькин нос. А там морщинки все лицо покроют, кожа станет как моченое яблоко — и никому тогда мы больше не будем нужны. Ходить будешь и локти кусать, что в свое время ничего не распробовала, все мимо рта пронесла. А Петушок твой все равно никуда не денется, он как паспорт, как был при тебе, так и останется на всю жизнь.

— Может, ты, Зинка, в чем-то и права, но только это не для меня. Уж, какой родилась, такой и живу. Вон на столе сколько блюд было, а нельзя же все их попробовать.

— А вот я всегда пробую все до одной. И у тебя попробовала. А чтобы раньше времени не пресытится, от всего откусываю понемножку. Молодчина, вкусно готовишь. Только кроме еды, есть много чего еще. Не забывай никогда. И если не поедешь на юг, будешь самой распоследней в этом городе дурой. Даже еще большей дурой, чем я.

— Неужели это еще возможно? — сказала Катя, и они снова засмеялись. И этот их совместный смех, как порыв ветра, выдул из ее сердца обиду на подругу.

Было поздно, когда все разошлись, оставив на столе разрисованные мазками белого крема от торта, тарелки, а в бокалах при свете люстры тускло мерцали недопитые остатки рубинового вина. Последней распрощалась с ней Зина. Вдоволь насмотревшись на себя в зеркало и, красиво разложив по плечам шарф, она приложила свои клубничные губы к щеке Кати и вложила прямо в ее ухо слова:

— Не будь дурой, а все остальное не имеет значения.

Катя вернулась в комнату. Она села на стул, невидящим взором посмотрела вокруг. Впереди ее ожидала гигантская работа по ликвидации последствий этого пира, но она решила, что займется этим завтра утром. И не оттого, что устала, ее саму удивляло то, что, несмотря на огромную нагрузку, которую обрушил на нее этот день, сильного утомления она не испытывала. Ею вдруг завладело совсем иное состояние, оно было очень смутным и неразборчивым, как почерк плохого ученика. И если бы ее попросили рассказать, что она сейчас чувствует, то Катя оказалась бы в серьезном затруднении. Привычный монолит из ясных и спокойных чувств внезапно покрылся мелкими трещинками. А ведь Зина в чем-то права, она действительно не замечала, как мчатся галопом, подобно быстроногим коням, годы. До сих пор она их просто автоматически отсчитывала, как отсчитывает продавец сдачу, совсем не думая о клиенте, а ее душа оставалась почти такой же неподвижной, как скала, словно это происходило и не с ней. Но вот сейчас она подошла к рубежу, за которым… А что за ним? Ничего, все тоже, что и было. И даже непонятно, зачем было устраивать это грандиозное празднество, если оно не способно что-либо изменить. Для того, чтобы отметить ее появление на свет. Но факт этот уже случился и вне независимости от того, хорошо это или не очень, сделать с этим уже ничего невозможно.

Она вдруг удивилась сама себе. Что за крамольные мысли пробрались в ее голову, никогда раньше ее не посещали такие странные гости. Когда она была еще совсем молоденькой девушкой, то очень любила помечтать, как однажды встретит сказочного принца, они полюбят друг друга. После этого воображение наполнялось такими картинками, которые описать словесно она не решалась, даже разговаривая сама с собой. Но те времена давно унеслись в неизвестном направлении, вместо прекрасного и нежного овала лица королевича с короной на мягких, струящихся золотыми нитями волосах, появилось грубоватая физиономия Петруши с мятой кепкой на жесткой и темной кроне шевелюры; она вышла замуж, и с тех пор ее жизнь, словно запущенная вода в прорытый канал, вошла в четкое раз и навсегда отведенное ей русло.

До отъезда оставалось две недели, и все это время Катю раздирали сомнения; то она окончательно решала, что отправится на юг, то принимала не менее окончательное решение никуда не ехать. В этой душевной неразберихе она сама никак не могла вычленить, чего же ей хочется больше, все менялось в зависимости от настроения или каких-то случайных внешних обстоятельств, причем, иногда эта перемена происходила столь стремительно, что в течение буквально нескольких минут она несколько раз изменяла свое намерение.

Наконец до отбытия на отдых ее стал отделять совсем тонкий слой времени, состоящий всего из одного дня. Петр принес ей билеты на поезд: туда и обратно, и она с волнением взяла в руки тоненькие голубенькие листочки. Она хотела ему объявить, что решила не ехать, но, взглянув на мужа, почему-то эти слова так и не вылетели из ее рта. Что заставило ее промолчать, она понять не могла, ведь всего минуту назад она приняла твердое решение остаться дома.