Пятьдесят на пятьдесят - [6]

– Джастин? Джастин! Где ты?

Его не было.

– Уильям! Уильям, где Джастин? – она метнулась в гостиную, от ужаса ее бросило в жар. – Он умер? Скажи, скажи, что нет!

Уильям едва заметно покачал головой:

– Он не умер. Скорее всего.

– Расскажи мне, расскажи, что случилось!

Уильям поморщился от боли и глубоко вздохнул:

– Его забрали.

– Кто забрал?

– Двое. Думаю, они работают на Логана.

– Зачем Патрику Логану понадобился мой сын?

– Н-не знаю.

– Не ври! – в ее руке появился пистолет.

– Эй, Эйприл! Ладно, скажу. Я ему немного задолжал.

– Ты брал в долг у этого подонка?

– Я не брал ни у кого в долг. Я на той неделе обчистил парня, а он оказался одним из подручных Логана. Он хочет, чтобы я вернул деньги, и в качестве гарантии забрал Джастина.

– Сколько?

– Около тысячи.

– Тысяча долларов! Ты должен был понимать, что это деньги Логана. Или Ортеги, или кого-то еще из наркоторговцев.

– Я не подумал.

– Ты не подумал! Это все, что ты можешь сказать? – Тысяча долларов – столько денег сразу Эйприл не видела никогда в жизни. – Верни их, и нам вернут Джастина.

– Все не так просто. У меня их больше нет.

– Ты потратил тысячу за неделю?

– Так уж вышло.

Это было слишком. Эйприл не верила своим ушам.

– Как ты умудрился потратить столько денег?

– Сам не знаю. Выпил у Уилсона, да и в карты в тот вечер мне не слишком везло.

– Ты пропил и проиграл моего сына в карты?

Уильям начинал сердиться:

– Послушай, я же не выставил его на продажу. Его забрали, Эйприл. И при этом надавали мне как следует.

Эйприл повернулась и пошла в кухню:

– Я вызову полицию.

Уильям поспешил за ней:

– Нет. Нельзя.

– Мне наплевать, пусть тебя засадят за решетку.

Уильям грубо схватил ее за руку:

– Не об этом речь. Они сказали, что, если я позову копов, они убьют Джастина.

У Эйприл задрожали колени, она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Ее сын – ее любимый малыш – похищен. Похищен людьми, которые не задумываясь убьют его.

– И что же нам теперь делать?

– Он дал мне неделю. Его люди пообещали, что за это время они мальчишку не тронут. Неделю, и ни дня больше.

Руки Эйприл бессильно повисли, пистолет упал на пол.

– Мы добудем деньги. У нас есть неделя.

– У нас нет недели! Я не допущу, чтобы мой малыш лишнюю секунду пробыл в руках этого человека.

Уильям усмехнулся:

– Придется потерпеть. К утру мне таких денег не собрать.

От его наглости Эйприл взорвалась и наотмашь ударила мужа по лицу.

– Как ты смеешь…

Он ответил оглушительной пощечиной. У Эйприл искры посыпались из глаз, и она рухнула на пол.

– Никогда не поднимай на меня руку, стерва, – злобно проворчал он. – Я достану деньги, поняла? И верну твоего проклятого мальчишку, но никогда, слышишь, никогда не смей на меня замахиваться. – И он исчез в спальне.

Подгузники пришлись как нельзя кстати. Она вытерла мальчику попку и сменила оборванную пижаму на чистую футболку из рюкзака Бобби. Мальчик все равно был грязный, но по крайней мере она могла держать его без отвращения – он уже не так вонял.

Даже когда она его переодевала, он так и не проснулся, хотя, казалось, сон его был неглубоким – во сне его преследовали те же люди, что и наяву.

Ну что ж, сейчас он в безопасности. Сьюзен сделает все, чтобы с ним больше не случилось ничего плохого. Он положил голову ей на колени, и так они ехали к дому. К их настоящему дому. До сих пор их дом не был настоящим – там никогда еще не слышался детский смех. До сих пор увитый розами кирпичный особняк в Клинтоне, штат Виргиния, – воплощение их мечты – стоял надгробием их неродившимся детям.

Сьюзен знала в жизни горе – смерть матери, три выкидыша, омрачивших начало их супружеской жизни. Она думала, что сумеет быть сильной, что сможет справиться с горем, когда придется встретиться с ним. Но потерять Стивена – потерять, как они его потеряли, – это было совсем уж невыносимо.

Из-за предыдущих случаев эту ее беременность контролировали, как запуск ракеты на Луну. Она посещала гинеколога каждую неделю и прошла все возможные обследования. За несколько месяцев у них накопился целый альбом ультразвуковых снимков – она не могла разобрать, что на них, но это не имело значения. Они, наконец, станут родителями. Все идет нормально. Все отлично.

Они узнали пол ребенка – это был мальчик. Мечты Бобби сбывались. Весь их мир вращался вокруг гиперактивного младенца, который без устали брыкался в животе у матери, а когда обнаружил ребро, стал барабанить по нему ногой в ритме известной ему одному мелодии. У Бобби вошло в привычку присутствовать при вечерних купаниях Сьюзен и наблюдать, как шевелится Стивен, почувствовав теплую воду.

Это были самые счастливые дни в жизни Сьюзен.

Затем, за две недели до рождения, Стивен погиб. Ее сын – сын, которого она так хорошо знала, хотя никогда и не видела, – задохнулся, обмотавшись пуповиной.

– Я хочу, чтобы вы знали, что вы ни в чем не виноваты, – сказала наблюдавшая ее гинеколог. – Возможно, вам станет легче, если вы будете помнить, что он умер, играя.

Умер, играя. Сьюзен понравилась эта фраза и понравился образ, который она вызывала в воображении. Но затем на нее обрушилось непосильное горе.

Все шесть недель в ней жила боль, такая же острая, как и в первый день. От своего психиатра Сьюзен знала, что шесть недель – не срок, но она не знала, насколько еще у нее хватит сил. Порой ей казалось, что она сходит с ума.