Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - [16]

Весь этот день облака стояли низко и прорезывались беспрерывно молнией и зарницею, вспыхивавшими одновременно в различных частях неба; по временам ворчал гром, при полнейшем штиле и духоте в воздухе. Под 3-м градусом южной широты стал слегка задувать слабый ветерок слева (SO пассат) и, постепенно усиливаясь, дошел до силы 3–4 баллов. Получив пассат, клипер вступил под паруса и побежал опять по 8 узлов, склоняясь к западу, к берегам Бразилии.

Картина возобновилась та же, что и в северных тропиках, только ветер дул теперь с левой стороны. На 18-й день плавания мы прошли параллель острова Триндади и спустились на юг вдоль бразильского берега.

Проходя параллели Бахии и Рио-де-Жанейро, нам очень хотелось зайти в один из этих портов и освежить себя фруктами, проклиная консервы и солонину, но командир, торопясь на Дальний Восток, не решился туда заходить. В это время вся свежая провизия была уже съедена, все шипучие воды и пиво давно были выпиты, оставались рис, горох, сухари, солонина, шампанское и красное вино. Было впрочем еще несколько кур и гусей, но они так отощали, что жаркое из них было жестко и безвкусно. Оставались еще теленок, два черных поросенка и две газели, но эти милые звери, живя все время с командою, так сдружились с нами и выдрессировались, что жалко было их убивать, и офицеры решили оставить их жить для развлечения команды.

По ночам в южных тропиках карта звездного неба совершенно изменялась: Полярная звезда с Малой Медведицей ушла под горизонт, близкие к ней созвездия также спустились к горизонту и остались позади, а над головою появились южные созвездия, и между ними всю ночь ярко горел перед глазами Южный крест, невидимый в северном полушарии. В конце 4-й недели плавания мы повернули от американского берега круто на восток и пошли поперек океана, направляясь к южной оконечности Африки, держа на Капштадт. Здесь имели свежий попутный западный ветер баллов 5–6 и лиселей уже не несли, так как налетавшими частыми порывами они могли быть унесены в море, клипер бежал по временам со скоростью 10–12 узлов.

На 31-й день плавания, проходя меридиан группы островов Тристан-да-Кунья, мы выдержали настоящий шторм силою 11–12 баллов. 3 дня ветер ревел от норд-оста, развел громадную волну, и мы штормовали в бейдевинд левым галсом, неся нижний грот-марсель, фок в два рифа, фока-стаксель и штормовую бизань. Вода шумно ходила по палубе, все люки были закупорены, стеньги и реи трещали, брам-стеньги были спущены. Ветер пронзительно свистел в тонких стальных снастях, заглушая звучный голос старшего офицера, командовавшего в рупор.

Клипер бросало, как щепку, и рулевые с трудом удерживали клипер на курсе, чтобы не выйти из ветра, чего мы особенно опасались, так как при обстененных парусах легко потерять рангоут. На штурвал поэтому вместо 4-х человек поставили 8 и старших рулевых меняли каждый час; дольше они не выдерживали и едва не падали от усталости и сильного напряжения: вращая тяжелый штурвал, им еще приходилось балансировать на скользкой, мокрой палубе, уходящей из под ног. В то время штурвалы были только ручные. В один из жестоких порывов, когда пришлось закрепить нижний фор-марсель (во избежание потери фок-мачты) и послать команду на фор-марс, молодые матросики, пораженные картиною бушующего океана, дрогнули и очень нерешительно поползли на ванты… Мгновенно старший офицер крикнул баковому лейтенанту: «мичмана на марс!», и вслед за ними быстро побежали оба боцмана, а за ними — марсовые и остальные матросы.

За эти три дня мы не могли иметь горячий обед, наш повар не в силах был что-либо приготовить, так как камбуз, расположенный на верхней палубе, ежеминутно захлестывался вкатывающейся волной. Свежий ветер, испытанный нами в Немецком море, по сравнению с этим штормом, показался теперь нам обыкновенною свежею погодою.

На 3-й день к вечеру шторм заметно начал стихать, ночью небо прояснилось, засветила луна, и мы заштилели; паруса неистово хлопали, качаясь на мертвой океанской зыби; но вахтенный начальник, не желая будить измученную команду, терпеливо сносил эту музыку, и паруса были закреплены только лишь утром, когда разбудили всю команду. До Капштадта оставалось около 500 миль; правильного ветра, ввиду близкого африканского берега, ожидать здесь было нельзя. Утром командир, оглянув кругом весь горизонт, приказал разводить пары. Все сразу повеселели: ну, стало быть, через два дня мы получим свежую провизию и фрукты, о которых мы давно мечтали. За последние две недели все офицеры заметно отощали: сухари и солонина опротивели, а последние бутылки красного вина и шампанского были выпиты еще до шторма.

Под парами клипер побежал 12 узлов, очевидно, что наши механики и кочегары, давно стосковавшись по берегу, усиленно старались подбрасывать уголь. Высокие горы южной оконечности Африки открылись миль за 60, а часа через 3 из туманного горизонта стали выясняться три высокие горы: Столовая гора, Чертов пик и Львиная голова (Table mountaigne, Deavels pick, Lion’s head). Вершины этих гор были чисты от облаков, что к нашему удовольствию предвещало тихую погоду. Плоская горизонтальная вершина Столовой горы покрывается обыкновенно густым белым облаком перед (юго-восточными) крепкими ветрами, дующими с соседнего Индийского океана; ветер, спускаясь по склону Столовой горы, превращается в жестокую бору и, попадая на Капштадтский открытый рейд, своими порывами часто срывает корабли с якорей и уносит их в океан.