Пятая волшебница - [8]

Иногда для того, чтобы отточить навыки в метании, он охотился на обитателей Оленьего леса. Убить ножом крупное животное нелегко, в особенности если оно бежит, меняя направление и скрываясь за стволами деревьев и листьями кустарников. Требуется точно попасть в наиболее уязвимое место; однако теперь даже такие броски не представляли для Тристана особой сложности. Самым крупной его добычей стал олень-самец с ветвистыми рогами. Уложив его одним ножом, точно вошедшим под левое ухо животного, принц аккуратно разделал тушу и отдал куски свежего мяса людям, жившим на опушке Оленьего леса, постепенно ставшего для него вторым домом.

Однако самая опасная встреча произошла с огромным диким вепрем. В Оленьем лесу их расплодилось великое множество, и нередко можно было услышать рассказы о том, что вепрь своими ужасными раздвоенными копытами затоптал кого-нибудь из охотников или разорвал человека острыми изогнутыми клыками. Тристан наткнулся на зверя случайно, и ему не оставалось ничего другого, как убить его, хотя такой цели он перед собой и не ставил. Вепрь стоял на открытой поляне, яростно фыркая и бросая на принца свирепые взгляды. Когда ужасный зверь бросился в атаку, Тристан на мгновение замер от неожиданности. Преодолев замешательство, молодой охотник с молниеносной скоростью метнул нож, вонзившийся вепрю между глаз. Могучий зверь, пробежав еще несколько шагов, рухнул замертво всего в десяти футах от принца. Тристан оставил труп гнить в лесу, радуясь в душе удачному броску. Вряд ли у него была бы возможность совершить второй.

Все еще глядя вниз на Таммерланд и полностью погрузившись в свои воспоминания, принц не услышал, как позади него кто-то вышел из леса; а когда услышал, было уже слишком поздно. Он ощутил сильный толчок в спину и, теряя равновесие, уже готов был сорваться с края утеса в пропасть, но успел вцепиться правой рукой в ветку дуба. Тристан повис в воздухе, покачиваясь на высоте в тысячу футов над долиной. Закрыв глаза, чтобы ненароком не глянуть вниз, он попытался одолеть охвативший его страх.

Только что кто-то пытался разделаться с ним; посмотреть вниз означало позволить убийце завершить свое дело.

Левой рукой принц передвинул колчан на грудь и вцепился в ветку обеими руками. Долго так не провисишь, но хорошо хоть, что ветка старого дуба пока выдерживала его вес.

«Слава Вечности», — мысленно воскликнул он.

Осторожно, по очереди перехватывая руками, Тристан начал поворачиваться лицом в сторону нападавшего, задаваясь вопросом, хватит ли у него сил удержаться на одной руке, бросая другой нож. Он готов был без колебаний убить любого, кто окажется перед ним. А затем надо будет попытаться добраться по ветке до края утеса.

Если только ему удастся это сделать.

Наконец принц повис на левой руке и изловчился достать нож, вознося молитву, чтобы в момент броска не выпустить из руки ветку, которая сильно накренилась под его весом. Изготовившись к броску, Тристан устремил взгляд туда, где, как он ожидал, стоял убийца.

И увидел своего коня.

Озорник, серый в яблоках жеребец принца, с белой гривой и таким же хвостом, стоял на краю утеса, глядя на принца огромными черными глазами. Конь дважды ударил о землю копытом и мягко фыркнул, словно желая сказать: хватит с меня твоих глупостей, хозяин, пора возвращаться в конюшню. Еще в те времена, когда он был жеребенком, толкать Тристана в спину стало излюбленным развлечением Озорника. Вот только ему было невдомек, что на краю утеса этого делать не следовало.

Теперь, благодаря его игривости, Тристан висел на высоте тысячи футов над долиной, постепенно теряя силы. Он спрятал нож в колчан, вновь ухватился за ветку двумя руками и, извернувшись, постарался оценить прочность ветки, на которой висел. Увидев у самого основания ветви трещину, принц едва не застонал от отчаяния: невозможно было рассчитать, выдержит ли временная опора то, что он намеревался сделать. Просто дотянуться ногами до утеса не удавалось — расстояние было слишком большим. Оставалось одно — раскачавшись на ветке, в прыжке попытаться достигнуть утеса. Тристан начал медленно раскачивать тело — так, как это у него на глазах множество раз проделывали придворные акробаты; при этом от ветки начала отламываться кора, и он ощутил острую боль в ладонях. С каждым разом размах движений становился все больше, но одновременно из-под кровоточащих ладоней летели вниз все новые кусочки коры, пот сильнее заливал глаза, а силы уходили с каждым мгновением.

Трещина на ветке стала еще глубже.

«Пусть мне хватит еще двух взмахов, — взмолился принц. — Вечность, молю тебя — всего два!»

Он отпустил ветку на втором взмахе, и в то же самое мгновение та отломилась от ствола, повиснув на полосках коры. Тристан пролетел по воздуху к утесу и рухнул на него, задев головой морду удивленно попятившегося Озорника. Инерция заставила принца сделать кувырок через голову, и он больно ударился затылком о камни утеса.

Спустя несколько мгновений, оглушенный, с трудом приходя в себя, Тристан ощутил на лице что-то влажное.

Губы Озорника мягко касались щеки хозяина. Было видно, что жеребцу ужасно надоело ждать хозяина и он хочет домой. Принц сел, посмотрел на него и засмеялся, вначале еле слышно, потом все громче и громче, испытывая невероятную радость от осознания того, что все-таки уцелел. Потом Тристан представил себе вытянутые физиономии всех шести магов Синклита, получивших известие о том, что на престол возводить некого, — и расхохотался еще громче. Он хотел бы, конечно, как-нибудь избежать восхождения на трон, но… но не таким же образом! По правде говоря, ему нравилось дразнить магов, но умирать ради этого вовсе не стоило.