Пятая печать. Том 1 - [3]

Шрифт
Интервал

Доставалось и российской науке от союза охранки с православием. Например, книга Сеченова «Рефлексы головного мозга» была, по наущению безграмотных попов, сожжена охранкой в типографии. Гебня и церковь — два проклятья, которые от Ивана Грозного «доднесь тяготеют» над «страной рабов» — Россией, — обеспечивая духовное вырождение народа, за которым следует физическое.

Автор некролога о Гоголе И. Тургенев, публично предъявил православной церкви доказательные обвинения в убийстве ею Гоголя, после чего был арестован охранкой и, просидев месяц в тюрьме, год находился под домашним арестом. После этого Тургенев покинул Россию, понимая, что невозможно быть честным человеком и жить в условиях поповского мракобесия и произвола охранки в самой дикой стране мира — России. Вдали от российских попов и сексотов охранки Тургенев дожил до глубокой старости, написав книги, которыми гордится мировая литература. В «стране рабов» это было невозможно: в России вечны только поповство и опричина.

Как черный спрут, душит интеллект народа двуглавый симбиоз гебни и поповства, развращая народ страхом, ложью, ненавистью, безысходностью, бескультурьем и БЕЗВЕРИЕМ! — оставляя русским людям один выход: в дикое невежество православной церкви, а оттуда — в беспробудное пьянство. Самые трагичные российские реформы, такие, как введение крепостного права (рабство № 1) или ограбление народа с преступным соучастием Алексия II(рабство № 2), были совершены с участием, а то и по инициативе чуждой и ненавистной русскому человеку православной церкви. Преступления гебни и поповства — одна из тем романа.

Книги автора, изданные ранее, изъяты из магазинов, библиотек в 2002 году церковными мракобесами в союзе с гебней. Впрочем, многим читателям эпохи вЫрождения России уже непонятны книги автора. Их не могут читать читатели с душами, замыленными графоманской литературой. Книги автора слишком мудры и художественны, они содержат информацию, требующую неспешных размышлений, а на это способны не многие из современных читателей.

А для умеющих читать (а не просматривать) эти книги захватывающе интересны, потому что написаны о том, о чем не писала бездарная советская литература, и вдобавок потрясающе художественно, как в СССР не писал никто. И несмотря на трагическое содержание, книги автора написаны весело, потому что человека жизнерадостнее автора я не встречал. Репортажи автора по-юношески дерзки и задорны, потому что если Господь дает молодость человеку, то дает ее не на временное пользование, а на всю жизнь!

Николай Кузнецов, журналист

Примечания

Цитаты в тексте книги,

выделенные тонким курсивом и приведенные без ссылки на источник, взяты из книги А. Дюма «Граф Монте-Кристо»,

а выделенные жирным курсивом со ссылкой на источник, взяты из Библии.

Приложение

Словарь к роману «Пятая печать»

Некоторые из этих слов имеют несколько значений, но в прилагаемом словарике указаны только те значения, в которых эти слова применяются в тексте, чтобы это не было.

«похоже на турецкую фразу Мольера, которая так сильно удивляла мещанина во дворянстве множеством содержащихся в ней понятий». (А. Дюма, «Граф Монте-Кристо»)

А

АВТОЗАК — авто для заключенных

АЗОХН ВЕЙ! — ой-ой! (евр.)

АЛЛЕС ГУТ УНД КРИГ КАПУТ — все хорошо и войне конец (нем.)

Б

БАКЛАН — скандалист

БАЛОЧКА — базарчик

БАН — вокзал

БАУЭР — крестьянин (нем.)

БАРГУЗИН — северо-восточный ветер на Байкале

БАСКО — хорошо (уральск. диал.)

БЕРДАНА — сумка с лямкой

БЕРЕГИНЯ — языческая русалка (рус.)

БИР-БИР — давай-давай! (тат.)

БИТЫЙ ФРЕЙ — «тертый калач» — идиома

БОКА — часы

БОМОНД — избранное общество (фр.)

В

ВЕРТАНУТЬ — вырвать из рук

ВЕРТУХАЙ — надзиратель

ВЕТОШНЫЙ КУРАЖ — гордиться бедной честностью

ВОХРА — военизированная охрана

ВТОРАЯ РЕЧКА — расстрельное место во Владивостоке

ВТОРОЙ ФРОНТ — продукты по ленд-лизу

ВШИВИК — рубль (пренебрежительно)

ВШИВКА — бедняк

ВЫДРА — отмычка к дверям ж.-д. вагона

ВЫТЕРКА — ж.-д. билет

Г

ГЕШЕФТ — торговля (евр.)

ГОНЯТЬ ПОРОЖНЯК — пустословить

ГОП-СТОП — грабеж на улице

ГРАНТ — разбой

ГРЕБОВАТЬ — пренебрегать (ур. диал.)

ГРОНИ, ГРОНИКИ — деньги, денежки

ГУЖЕВАТЬСЯ — весело проводить время

Д

ДВА-ШЕСТНАДЦАТЬ — делай, как договорились (диал.)

ДЕРБАНКА — дележка

ДОМАШНЯК — вор, живущий дома

ДПР — детприемник-распределитель

ДРОМОМАНИЯ — «охота к перемене мест» (диагн.)

ДУРКА — дамская сумочка

ДЫШАТЬ ТИШЕ — быть осторожным

Е

ЕЛЬНЯ — региональное воровское сообщество

Ж

ЖЛОБ — грубый, жадный

ЖМОТ — скупой

З

ЗАПАДЛО ДВИНУТЬ — напакостить

ЗАРУБКА — клятва

ЗАХАРЧЕВАННЫЙ — приблатненный

ЗАЦИКАВЛЕННО — заинтересованно (укр.)

ЗВЕЗДОХВАТ — вор высокого класса

ЗЕХЕР — шуточка (евр.)

ЗОЛОТАЯ ТЫРКА — удачная кража

К

КАЛИМЕРА — здравствуй! (греч.)

КАРНАЧ — начальник караула

КЕРЖАК — коренной уралец, старовер (диал.)

КИКСА — хлызда, обманщик, ненадежный

КИСА — мягкий кошелек (кисет)

КИТ — крупный преступник

КЛЕЙ — верное дело

КНАЦАТЬ — смотреть, замечать

КНОКАТЬ — высматривать

КОДЛА, КОДЛЯК — компания

КОЛУН — киллер

КОЛХОЗНИК — простак, невежа (ругательство)

КОМИЛЬФО — человек с хорошими манерами (фр.)

КОМ! — иди! (нем.).

КОМСОМОЛЕЦ — заключенный (большие стройки в СССР наз. комсомольскими)


Еще от автора Александр Васильевич Войлошников
Пятая печать. Том 2

Судьба сына, 10-летнего Саши Войлошникова, ЧСИРа — члена семьи изменника Родины, изложена в романе «Пятая печать».«…После второго ранения, став восемнадцатилетним инвалидом войны, обрел я не только солидное звание ветерана, но и соответствующее званию благоразумие: научился жить по правилу «не высовывайся!». Не выжить бы мне в советском обществе сталинской эпохи, не будь я инвалидом ВОВ со справкой о тяжелой контузии. Эта справка оправдывала «странное» поведение…».


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.