Пятая колонна. Рассказы - [70]

– Мало ли что болтают, – ответил Эл. – Что это у вас там? Кости?

– Хотите взглянуть?

– Нет, – сказал Эл. – Я хочу сыграть.

Мы спустились в холл – я, Манолита и высокий англичанин – и обнаружили, что все остальные уже ушли в ресторан «Гран-Виа». Венгр остался в очередной раз слушать новые пластинки. Те двое, с которыми я снимал кино, уже поели и, вернувшись домой, продолжали чинить камеру. Я хотел есть, а еда в «Гран-Виа» была паршивая.

Ресторан находился в цокольном этаже, чтобы попасть в него, нужно было пройти мимо часового, потом через кухню и вниз по лестнице. Заведение было мутным.

В меню значились пшенный суп, желтый рис с кониной и на десерт – апельсины. Еще там значился турецкий горох с колбасой, который, по общему мнению, был отвратительным, но он закончился. Все журналисты собрались за одним столом, за другими сидели офицеры и девушки – завсегдатаи бара Чикоте, служащие цензорского ведомства, которое располагалось тогда в здании телефонной станции напротив, и разные неизвестные мне граждане.

Владел рестораном какой-то анархистский синдикат, и на всех винных бутылках там были этикетки королевских винных погребов с датой закладки. По большей части вино было таким просроченным, что либо отдавало пробкой, либо просто выдохлось или прокисло. Этикетку не выпьешь, и я забраковал три бутылки, прежде чем нам наконец принесли более-менее годную для употребления. Пришлось поскандалить.

Официанты ничего не смыслили в вине, они просто брали первую попавшуюся бутылку, а там уж – как вам повезет. Они отличались от официантов бара Чикоте, как черное от белого. Здешние были наглыми, избалованными чаевыми и всегда имели в запасе особые, не входящие в меню блюда вроде омара или цыпленка, за которые драли втридорога. Но все эти деликатесы тоже закончились к моменту нашего появления, так что пришлось довольствоваться супом, рисом и апельсинами. Это место всегда злило меня, потому что официанты являли собой банду бесчестных спекулянтов, и поесть здесь – особенно если заказывал особое блюдо – обходилось так же дорого, как в Нью-Йорке в «21»[96] или в «Колони».

Мы сидели за бутылкой вина, которое было разве что не настолько плохим, чтобы его невозможно было пить и чтобы стоило устраивать из-за него скандал, когда появился Эл Вагнер. Оглядев зал, он увидел нас и подошел.

– Что случилось? – спросил я.

– Они меня ободрали, – сказал он.

– Не много же им для этого понадобилось времени.

– Этим много времени не нужно, – сказал он. – Они играют по-крупному. Чем тут кормят?

Я подозвал официанта.

– Слишком поздно, – сказал он. – Мы уже не обслуживаем.

– Этот товарищ – танкист, – сказал я. – Он был в бою весь день и завтра ему снова в бой, и он сегодня еще ничего не ел.

– Это не моя вина, – сказал официант. – Слишком поздно. Ничего не осталось. Почему этот товарищ не поел у себя в части? Армия прекрасно снабжается продовольствием.

– Я пригласил его пообедать со мной.

– Вам следовало предупредить об этом заранее. А теперь уже поздно. Мы больше никого не обслуживаем.

– Позовите метрдотеля.

Метрдотель сказал, что повар ушел домой и плиту на кухне уже погасили, после чего удалился. Они злились на нас за то, что мы отослали назад три бутылки вина.

– Ну и пусть катятся к черту, – сказал Эл – Пошли в какое-нибудь другое место.

– В это время уже нигде не поешь. А у этих какие-то припасы наверняка есть. Пойду-ка я попробую подлизаться к метрдотелю, подмажу его.

Так я и сделал. Мрачный официант принес нам тарелку нарезанного холодного мяса, половину колючего омара с майонезом и салат из латука и чечевицы. Метрдотель выдал все это из своих личных запасов, которые держал для того, чтобы либо унести домой, либо продать припозднившимся посетителям.

– Дорого обошлось? – спросил Эл.

– Нет, – солгал я.

– Наверняка дорого, – не поверил он. – Я расплачусь с тобой, когда нам выдадут жалованье.

– И сколько ты сейчас получаешь?

– Еще не знаю. Раньше платили десять песет в день, но теперь я офицер, так что жалованье повысят. Только нам пока еще не платили, а я не спрашивал.

– Товарищ, – позвал я официанта. Тот подошел, злой из-за того, что метрдотель через его голову обслужил Эла. – Принесите нам, пожалуйста, еще бутылку вина.

– Какого?

– Любого, только не настолько залежалого, чтобы уже обесцветилось.

– Оно все одинаковое.

Я сказал ему по-испански что-то вроде «черта с два», и он принес бутылку «Шато Мутон-Ротшильд» 1906 года, которое было настолько же хорошим, насколько отвратительным был выпитый нами до того кларет.

– Черт, вот это вино! – сказал Эл. – Чем это ты его умаслил?

– Ничем. Просто он случайно вытащил из клети удачную бутылку.

– Вообще-то эта бурда из дворцовых погребов – порядочная дрянь.

– Оно перестарилось. Здешний климат для вина – смерть.

– А вон и наш многомудрый товарищ. – Эл кивнул на столик, стоявший в конце зала.

Коротышка в толстых очках, рассказывавший им про Ларго Кабальеро, беседовал с людьми, которые, как я точно знал, были большими шишками.

– Должно быть, и он большая шишка, – сказал я.

– Такие, когда высоко взлетят, несут уже все, что вздумается. Но лучше бы я с ним не встречался до послезавтра. Он мне весь завтрашний день испортил.