Пять столетий тайной войны - [189]

Чем же объяснить отступление интервентов? Возможно, к этому времени прусское командование пришло к выводу, что война против Франции будет затяжной и дорогостоящей кампанией, что, завязнув в ней, Пруссия рискует остаться в проигрыше при намечавшемся новом разделе Польши и в других вопросах, в которых интересы Берлина сталкивались с интересами других участников антифранцузской коалиции, особенно Австрии и царской России. Подобные мотивы выявились во время переговоров с французами, в которые вступил герцог Брауншвейгский для прикрытия отступления своих войск. Между «тем отступавшие вместе с интервентами эмигранты не только проклинали герцога за „измену“, но и распространяли о причинах отхода его армии нелепые слухи, будто главнокомандующий прусскими войсками был подкуплен комиссарами Конвента: те якобы передали герцогу бриллианты французской королевской семьи для оплаты его миллионных долгов.

Но, может быть, есть еще какие-то объяснения случившегося? В 1839 г., через 47 лет после битвы при Вальми, в газете «Журналь де виль и де кампань» был опубликован рассказ одного современника революции, который проливает необычный свет на прусское отступление. Автор этого рассказа аббат Сабатье принимал участие во многих событиях революционных лет и был знаком с известными политическими деятелями и писателями того времени. Сабатье был близким приятелем Бомарше и именно от него узнал историю, которую поведал почти полвека спустя читателям «Журналь де виль и де кампань».

…В середине сентября 1792 г. Бомарше отправился навестить своего старого друга известного комедийного актера Флери, который участвовал еще в премьере «Женитьбы Фигаро». Дома оказалась только 10-летняя девочка, знавшая Бомарше и охотно ответившая на его вопросы. Судя по ее словам, Флери не было в столице, восемь или десять дней назад он уехал в Верден. Писатель был изумлен. В Верден, который был уже занят прусаками? Какие дела были в этом городе у парижского актера? Во всяком случае, Верден был самым неподходящим местом для того, чтобы пытаться там выступать в театре. Через некоторое время Бомарше снова заехал к Флери и на этот раз застал его дома. Писатель поспешил с вопросами, но здесь его неожиданно ждало разочарование. Обычно разговорчивый Флери наотрез отказался сообщить что-либо о цели поездки, более того, уверял, будто вообще не покидал Парижа. Это, конечно, лишь разожгло любопытство Бомарше — воображение признанного мастера интриги подсказало ему самые различные причины для скрытности словоохотливого Флери. Правда, узнать что-либо определенное было невозможно, артист продолжал отмалчиваться или отделываться голословным отрицанием.

Но Бомарше не был бы Бомарше, если бы не создал тем не менее гипотезу, которая, несмотря на всю свою экстравагантность, получила впоследствии косвенное подтверждение в одной легенде, относящейся к пребыванию прусской армии в Вердене. Говоря о том, что ее главнокомандующим был герцог Брауншвейгский, мы до сих пор не упоминали еще одно лицо, имевшее решающий голос в штаб-квартире, — самого прусского короля Фридриха Вильгельма II, сопровождавшего свои войска во французском походе.

Фридрих Вильгельм был племянником Фридриха II, который почти полвека занимал прусский престол. Фридрих Вильгельм II ничем не напоминал своего умного, образованного, ловкого и циничного дядю, которого сменил на троне. Новый король был неспособным, ограниченным, туповатым человеком, вдобавок отличавшимся странными причудами. Он был поклонником оккультизма, столь блестяще представленного графом Калиостро, состоял в тайном мистическом обществе «золотых розенкрейцеров» и, кажется, еще в каких-то секретных орденах. Одним словом, лучшей жертвы для одурачивания было не найти.

Но вернемся в занятый пруссаками Верден, как раз в дни, предшествовавшие сражению при Вальми. Его Величество в один из вечеров давал бал в честь прусских офицеров и французских дворян-роялистов. На балу было шумно и весело; темой разговоров были, конечно, неминуемый разгром революционеров и вступление в Париж. Неожиданно к королю почтительно подошел какой-то человек, весь в черном, и шепотом произнес несколько слов. Фридрих Вильгельм вздрогнул — эти слова были хорошо известным королю паролем таинственного ордена «золотых розенкрейцеров». Повинуясь знаку, поданному незнакомцем, Фридрих Вильгельм вышел из шумного зала. Пройдя роскошные апартаменты, предназначенные для знатных гостей, король и незнакомец очутились в небольшой комнате. Ее стены были окрашены в темный цвет и зловеще освещались отблесками пламени, которое вырывалось из пылавшего камина. Пока король оглядывал это мрачное помещение, незнакомец исчез. Тут у Фридриха Вильгельма впервые возникло легкое опасение, не завлекли ли его в ловушку. Он уже сделал движение, чтобы двинуться в обратный путь, когда его остановил мягкий голос, звучавший приглушенно, как будто из другого мира.

— Остановись! Не уходи отсюда, пока не выслушаешь того, что я тебе скажу…

В полутьме король различил какую-то фигуру — нет, это не был живой человек. Перед Фридрихом Вильгельмом стоял призрак его покойного дяди. Сомнений быть не могло, даже в полумраке король мог разглядеть столь знакомое худое лицо с плохо выбритыми щеками, характерный профиль, нос, запачканный табаком, живые глаза, сгорбленные плечи. Фридрих II — конечно, это был он и никто другой — явился одетый в свой силезский сюртук, известный каждому, видевшему короля в последние годы его жизни. Старый Фриц опирался на трость, ручка которой была покрыта кожей, сильно потертой от долгого употребления.