Пять столетий тайной войны - [103]

Болингброк был талантливым представителем английского Просвещения, ярким публицистом, оратором, политиком авантюристического склада, выдвигавшим смелую, хотя и крайне противоречивую программу. Свободомыслящий атеист, он ради карьеры и власти был готов поддерживать преследование диссентеров, только чтобы угодить торийским сквайрам и влиятельному англиканскому духовенству. Болингброк в конце правления Вильгельма поддержал акт, объявивший Якова III виновным в измене и требовавший от всех принимаемых на государственную службу клятвенного отказа от признания его права на престол. А в 1711 г. Болингброк решительно изменил свою позицию: чтобы не допустить возвращения к власти вигов, он шел на признание прав претендента, разумеется, на его, Болингброка, условиях.

В начале 1711 г. обострились распри между умеренными тори, готовыми, хотя и с колебаниями, в вопросах престолонаследия придерживаться закона 1701 г. и на этой основе договориться с вигами и крайним крылом торийской партии, в котором было немало скрытых якобитов.

Разногласия приняли форму личного соперничества Харли и Болингброка. Применяя испытанное средство — воздействие на Анну, в том числе и через ее фавориток, Болингброк пытался оттеснить от власти своего бывшего покровителя Харли, который еще недавно сам использовал этот козырь, когда сумел сбросить вигское министерство.

Как и в 1708 г., политический кризис усилился отчасти под влиянием событий тайной войны. В феврале 1711 г. разведка Харли перехватила письма, адресованные во Францию, которые говорили о намерении Болингброка включить в свою игру и претендента.

Еще до этого, в октябре 1710 г., шпионы Харли установили, что а Париж поступали сугубо секретные сведения о связях между английским правительством и французскими гугенотами. В частности, французским властям стало известно о попытках английских разведчиков расширить контакты с камизарами — участниками крестьянского восстания на юге Франции, проходившего отчасти под религиозным знаменем. Двое из повстанцев были из-за предательства арестованы и подвергнуты мучительной казни — колесованию. Люди Харли попытались определить, каким образом происходило просачивание информации. Подозрения пали на так называемого маркиза Гискара — француза, жившего в Англии и давно связанного с британскими властями, в частности с Болингброком. По одним сведениям, он в прошлом был священником, изгнанным из Франции братом маршала Гискара, губернатора Намюра. Другие утверждали, что его подлинное имя де ла Бурли и что он сам присвоил себе титул маркиза.

В 1705 г. Гискару была поручена подготовка к высадке в районе Бордо 5 полков, навербованных из французских гугенотов, и 12 британских батальонов для помощи камизарам, с тем чтобы оттянуть часть войск Людовика XIV из Фландрии. План не получил осуществления: нужда в нем отпала. После победы Мальборо при Рамильи Лондон цинично оставил камизаров на произвол судьбы. Что касается Гискара, то он с полком, навербованным из иностранцев, участвовал в военных действиях в Испании и по возвращении в Англию получил пенсию в 500 ф. ст. Этого было мало для мнимого маркиза, привыкшего прокучивать деньги с любовницами; одну из них он даже делил с военным министром Болингброком. Наглый авантюрист, слонявшийся по столице с кинжалом и пузырьком яда в кармане, потребовал увеличения пенсии. В натуре Харли, несмотря на его преданность Бахусу, было немало от истового пуританина, тут он возмутился, и пенсия маркиза была взамен увеличения сокращена до 400 ф. ст. Тем не менее тот продолжал жить на широкую ногу, что, естественно, стало порождать толки.

Они были вполне оправданными. Убедившись, что английское правительство не склонно покрывать все его расходы, Гискар решил, что недостачу сумеет восполнить версальский двор, с представителями которого он вступил в преступную связь. А посредницей в своих шпионских занятиях маркиз вознамерился сделать герцогиню Дорчестер, бывшую любовницу Якова П. Эта высоченная тощая мегера не была лишена здравого смысла. «Кто бы подумал, что мы, три старые шлюхи, встретимся здесь», — громогласно заявила она позднее, когда на придворном приеме встретила Луизу де Керуаль, герцогиню Портсмутскую, фаворитку Карла II, и графиню Оркней, бывшую некогда метрессой Вильгельма III. Гискара, впрочем, интересовали не исторические воспоминания, а то, что муж его новой приятельницы граф Портмор был посланником в Португалии. В результате шпионские донесения Гискара отсылались с дипломатической почтой в Лиссабон и оттуда доставлялись его французским нанимателям. Связь «жащлась ненадежной. Даже у лорда Портмора вскоре возникли подозрения в отношении этих пересылавшихся через его миссию пакетов. Один из них был вскрыт, и шпионские занятия Гискара стали известны английскому правительству.

Несколько министров, собравшихся обсудить неожиданную новость, были встревожены, учитывая близость Гискара к не сдержанному на язык Болингброку. Шпион бывал при дворе и мог подготовить покушение на королеву. Харли все же настоял, чтобы Гискара сразу не арестовывали. Надо было установить, по каким еще каналам он передает свою информацию; предполагалось, что он направляет ее какому-то офицеру из армии Мальборо. Харли уведомил герцога о предательстве Гискара — было важно не допустить провала работавших на английскую разведку агентов из числа французских протестантов и установить фамилию офицера, обеспечивавшего пересылку донесений Гискара в Париж.