Пять президентов - [40]

Она была бледна, но выглядела совершенно спокойной. Только плотно сжатые губы и голубая жилка, бившаяся на виске, дали возможность присутствующим догадаться, каких усилий ей это стоит. В глазах Гарда мелькнуло что-то похожее на уважение.

— Как… это… случилось? — произнесла она очень медленно, с какой-то жуткой расстановкой.

— Его убили, Луиза, — тихо сказал Гард. — Мы будем искать убийцу.

— Я знала, что так случится, — прошептала Луиза, опустив низко голову и ни к кому не обращаясь. — Я говорила ему… — Потом снова выпрямилась и в упор посмотрела на Гарда. — Что вы теперь от меня хотите?

— Ничего, — сказал он мягко. — Прошу вас, присядьте. Таратура, дайте воды… Я понимаю, Луиза, что вам сейчас нелегко. Терять близких всегда трудно, и горе остается горем, с кем бы оно ни случилось. Вы любили его?

— Да.

— Иначе вы не позволили бы ему на ваших глазах взять документы… По всей вероятности, после того как Чвиз отпустил вас, вы вернулись в лабораторию за какой-то забытой вещью, за пудреницей, например, или…

— За сумочкой, — тихо сказала Луиза.

— И увидели на столе записку профессора, — продолжал Гард. — Я бы на вашем месте тоже решил, что Чвиз покончил с собой, и, наверное, тоже бы испугался. А в это время зашел Кербер, ведь вы собирались куда-то с ним ехать, у вас были планы на вечер.

— Нет, я позвонила ему.

— И он пришел. Тотчас. Буквально через три-четыре минуты. Он прочитал записку и, как и вы, поверил в то, что Чвиз распрощался с жизнью. Тогда он подошел к сейфу и открыл его. Сделать это было несложно, так как ключ торчал в замке…

— Он лежал на записке, — сказала тихо Луиза.

— Хорошо, на записке, — мягко согласился Гард. — А когда папка с документами уже была у Кербера, вы неожиданно увидели Чвиза…

— Нет, — сказала Луиза. — Мы его не видели.

— Да, вы не знали, что он сидит в это время у Миллера, живой и здоровый, и ведет с ним беседу. Не знали? И что он вернется потом в лабораторию, чтобы передвинуть стрелки контрольных часов, тоже не знали. И вдруг увидели, как дверь открывается…

— Нет, — повторила Луиза. — Мы услышали скрип в соседней комнате. Просто скрип.

— Вы замерли, прислушиваясь, но все было спокойно? И только в понедельник утром, когда вы приехали в лабораторию, Кербер понял, что означал этот скрип?

— Да, — сказала Луиза. — Он понял, что Чвиз вернулся, чтобы передвинуть стрелки.

— И что он мог вас видеть?

— И что он мог нас видеть, — подтвердила Луиза.

— А в тот вечер, успокоившись, Кербер запер сейф, а потом взял что-то тяжелое и ударил по колпаку установки. Так?

— Я спросила его: «Отто, зачем ты это делаешь?» Он сказал: «Так надо, дорогая, я потом тебе все объясню».

— Ремонт занял бы не менее полугода, и этого времени достаточно, чтобы осуществить свои планы, — сказал Гард. — Он велел вам молчать о записке до понедельника?

— Он не велел, — сказала Луиза. — Он прижал папку к груди и сказал мне: «Лиза! (Он звал меня Лизой.) Лиза, в этой папке наше с тобой будущее!» И больше ничего не сказал, я поняла все сама.

— Ну а что было после понедельника, я уже знаю. Вы еще виделись с Кербером после того вечера?

— Да. Один раз. После того, как Чвиз прислал нам телеграмму. Мне и ему.

— Вы уверены, что это сделал профессор Чвиз?

— А как же, — сказала Луиза. — Еще раньше, как только Отто понял, что Чвиз жив и что он мог нас видеть, мы не исключали такой возможности.

— Но на всякий случай Кербер «вспомнил» о том, что институт был обесточен, и направил следствие по ложному пути, взвалив подозрения на Миллера. Это понятно, — сказал Гард. — Он хотел выиграть время. А что он сделал, получив телеграмму?

— Он вызвал меня на свидание, хотя мы договорились до отъезда не видеться. Мы встретились…

Луиза умолкла. Наступила долгая пауза.

… Если бы Луизу спросили, почему она любит Отто Кербера, она вряд ли смогла бы ответить. Но она его любила! Она знала, что у него нет друзей, что сослуживцы сторонятся Отто, а некоторые откровенно его ненавидят. Но если они не умели понять, за что она любила этого человека, она искренне не понимала, за что они его ненавидели. Разве он эгоист? Разве Отто — холодный и расчетливый человек, как говорили о нем некоторые? Разве он думает только о себе? Кто, как не Луиза, мог лучше других судить обо всем этом? Вот уже два года, как они виделись почти ежедневно, и Луиза была уверена: ни до Кербера, ни после него у нее никогда не было и не будет такого внимательного, доброго и заботливого друга.

Чвиз и Миллер — Луиза это знала — считали Кербера никудышным физиком. А ведь он талантлив. Она понимала это лучше других. Он мог быть ничуть не хуже самого Чвиза. Но разве он виноват в том, что всю жизнь его преследовали сплошные несчастья и угнетающие неудачи, которые могли бы свалить с ног любого?

В детстве у него обнаружились незаурядные математические способности, ему прочили большое будущее, но когда он, блестяще окончив колледж, собрался было поступать на математический факультет, его призвали в армию и отправили в тропики. Три года он воевал с туземцами. Луизе страшно было подумать о том времени, когда ее Отто могли убить! Но нет, он был всего лишь ранен, но на самом исходе войны. И еще два года он провалялся в госпиталях, хотя его товарищи благополучно устраивали свою жизнь. Его еле выходили, потому что тогда с ним рядом не было Луизы…