Пять писем к Сяо Хэ - [11]

Добраться до ящиков стола императрицы мне не удалось. Дама Муан оказалась слишком верным и прозорливым стражем.

Однако у госпожи Муан, как у любой замужней женщины, имелись многочисленные отпрыски, удачно женившиеся и успешно повыходившие замуж — и в свою очередь, тоже породившие на свет новое поколение семьи Муан. Младший из ее внуков, именем Ли Вэнь, юноша неприметной наружности и спокойного нрава, служил писцом и делопроизводителем в ведомстве знаменитого цзинши Фань Люя. В один из холодных дней января этот молодой человек незваным гостем появился у порога моего дома и с поклоном вручил сафьяновую коробку, перетянутой крученой шелковой ленточкой.

На мой недоуменный вопрос о том, что находится в коробке, молодой господин Ли коротко ответил: «Здесь то, что вы разыскивали» — и удалился прежде, чем я успел пригласить его в дом.

Коробка оказалась набита документами, вышедшими из-под пера и кисти Таящегося Дракона. Поверх лежала записка с нижайшей просьбой вернуть одолженное через два-три дня. Даже не успев толком удивиться и понять причины такой благосклонности судьбы, я зарылся в ворох разрозненных бумаг. Там вперемешку лежали казенные отчеты, короткие записки и даже несколько стихотворных опытов.

Почерк Цзян Луна, как выяснилось, отличался большим своеобразием. Я испачкал и выбросил немало листов, прежде чем наловчился подражать манере чужого письма. Я не стремился к полнейшему сходству. Достаточно и того, чтобы мое начертание символов было отдаленно схоже с тем, что присуще Таящемуся Дракону.

Добившись нужного почерка, я написал несколько писем. Полюбовавшись изяществом каллиграфии, сунул листочки за пазуху. После чего с чистой совестью отправился проведать госпожу Муан — и за беседой «потерял» в укромном уголке одно из писем. Самое невинное, из нескольких строчек. Маленькое стихотворение о яшмовой безделушке, замеченной на прилавке уличного торговца.

Драгоценную коробку с письмами я с изъявлениями надлежащей благодарности вернул Ли Вэню. На сей раз я не позволил ему сбежать, преследуя вопросом: зачем он отдал мне письма Дракона? Внятного ответа я так и не добился. Неразговорчивый молодой человек отделался уверениями в том, что у него имелись веские причины для такого поступка.

Господин Цзян на редкость вовремя отсутствовал в столице, уехав в соседнюю провинцию с императорским поручением. Будь о в Сяньляни, он бы быстро понял, откуда ноги растут — и тогда несдобровать мне.

Спустя несколько дней я «потерял» очередную стихотворную записочку. В тот же вечер на приеме у принцессы Фэй я исполнил мелодию собственного сочинения «Дракон среди ночных облаков», позволив себе в беседе с гостями пару фривольных намеков — понятых на удивление верно. Госпожа принцесса косилась на меня с изрядным удивлением.

Не кори меня, милая Сяо, за выбор самой доступной и легкой из мишеней — женского сердца. Сколько бы не была мудра императрица Cюэнь, в первую очередь она все-таки женщина. Сомневающаяся и мнительная. Если еще принять во внимание, что ее избранник участвует вместе с ней в комплоте против императора, то недоверие госпожи Сюэнь к Таящемуся Дракону станет вполне оправданным. Она не всецело доверяет ему, а дама Муан то и дело оповещает свою повелительницу о гулящих по рукам листках, где почерком Цзян Луна воспевается скромная краса яшмового браслета. Всей Сяньляни известно, кому принадлежит это прозвище.

Интересно, надолго достанет Серебристой Лисе выдержки и твердости характера?

— Вас желает видеть драгоценнорожденный господин Фань Люй, — Ли Вэнь, казалось, возник из пронзительно-синих теней на искрящемся снегу — человек, по лицу которого совершенно невозможно что-либо прочитать. Он пришел один, не торопил меня сборами и не понукал — но невесть отчего я на удивление поспешно собрался к выходу. Мы шли через лабиринт дворцовых построек, где обитала прислуга и придворные невысокого ранга, навроде меня, я недоумевал и побаивался — с какой это стати великий творец законов вдруг вспомнил о существовании моей ничтожной персоны? Пахло подтаявшим снегом и сгоревшим углем, свежеиспеченным хлебом и подгоревшим маслом, краской и нежностью духов придворных дам. Мимо плыли занесенные снегом опустевшие каменные вазоны, плодовые деревья со стволами, обмотанными войлоком, скалились с углов крыш резные морды драконов, обросшие сосульками.

— Сегодня утром почтенный Фань Люй был зван в покои госпожи императрицы, — не оборачиваясь, спокойно-невыразительным голосом известил меня шагавший впереди Ли Вэнь. — Они беседовали в течение почти целого колокола. По завершении разговора госпожа Сюэнь выглядела весьма и весьма удрученной.

— Это весьма занимательно и прелюбопытно слышать, но я не понимаю, какое отношение… — заикнулся я, прикидываясь несведущим и непричастным.

— Господин Фань Люй убеждал императрицу в том, что она изволит заблуждаться касательно намерений и устремлений особы, входящей в круг ее близких приближенных и удостоенных ее особого расположения, — продолжал Ли, нарочито проигнорировав мои слова. — Господин Фань призывал императрицу следовать доводам рассудка и разума, не идя на поводу у противоречивых женских чувств… однако на сей раз ему не удалось преуспеть в доказательствах и переубедить госпожу Сюэнь. Вернувшись, господин Фань выразил желание побеседовать с вами. Это не официальная аудиенция, но частная беседа, — он сделал паузу и почти шепотом добавил: — Слушайте всякое его слово, но не спешите с ответом. И упаси вас боги перебивать драгоценнорожденного Люя.