Пять лет повиновения - [27]
Встала и направилась к выходу. Шла еле-еле, ноги не слушались. На улице наконец глотнула свежего воздуха и прислонилась к двери, чтобы остановить подступавшую к горлу тошноту. Вспомнила, как однажды в приюте ей пришлось съесть две порции пудинга, за себя и беднягу Доддс. У Доддс была аллергия на тапиоку, из которой обычно пекли пирог, но матрону не интересовали такие нежности. Хоукинс быстро проглотила свою порцию и порцию Доддс, и когда матрона обходила столы после обеда, Доддс с гордостью показала ей свою чистую тарелку. Рядом стояла Хоукинс, едва сдерживая приступы рвоты. Ее мертвенная бледность не укрылась от сверлящего взгляда матроны. Бдительная воспитательница вспомнила об антипатии Доддс к тапиоке и снова посмотрела на ее сверкавшую чистотой тарелку и зеленое лицо Хоукинс. Все было ясно.
— Вы обе, за мной.
Дрожа от страха, обе девочки пошли за ней. Матрона привела их в туалетную комнату и поставила Хоукинс посредине холодного каменного пола.
— Широко открой рот и засунь палец подальше в горло.
— Я не могу. — Хоукинс предпочитала мучительные страдания такому варварскому лечению.
— Делай, что я сказала.
— Ну давай же, Хоукинс, — робко поддакивала откуда-то сбоку несчастная Доддс. Она тряслась от предстоявшего наказания и была бы счастлива, если бы Хоукинс удержала в себе все злосчастные комочки тапиоки. Но их уловка, судя по всему, была раскрыта. Несчастная Доддс боялась теперь вдвойне, ведь непослушание подруги могло навлечь на нее еще больший гнев матроны.
— Ну давай же, Хоукинс.
Так стояла маленькая Хоукинс посреди ледяного безмолвия, всеми покинутая и проклятая, и жить уже, казалось, не имело никакого смысла. Тем более что матрона именно этого и хотела — она приказывала ей задохнуться. Девочка молча быстро помолилась и сделала то, чего от нее требовала матрона. Глубоко засунула палец в горло и мгновенно напряглась — ее благородство струей выплеснулось на пол. Сразу пришло облегчение. От радости она готова была благодарить мучительницу за избавление, но, когда подняла глаза, вдруг поняла, что будет дальше.
— Теперь ты, Доддс, бери тряпки и вытирай.
Интересно, вспоминает ли бедная Доддс тот день и вяжет ли она бесконечный шарф?
Мисс Хоукинс доплелась до перекрестка и свернула в темный закоулок. Здесь она могла воспользоваться чудодейственным, проверенным средством матроны, не испытывая никакой благодарности к спасительнице. Сейчас она была сосредоточена лишь на том, чтобы не запачкать одежду, и выбирала удобную позу. Когда все было позади, вытерла рот, расстегнула пальто и пошла прочь, оставляя работу Доддс дождю, кошкам и времени. Вспомнила, что в сумочке должны валяться мятные пастилки и таблетки от несварения. Проглотила и то и другое. Отпустило.
Шла теперь в банк, глубоко вдыхая прохладный воздух открытым ртом, чтобы избавиться от предательского запаха. В банке заполнила чек, не заботясь о том, подглядывает ли кто-нибудь в ее счет. Но все-таки она старалась внимательно смотреть на заполняемый чек, чтобы четко вписать подаренные себе на экстравагантные выходки двадцать пять фунтов. Обычно она снимала со счета пять фунтов в неделю и тут же аккуратно убирала банкноты в кошелек. Всегда просила выдать чистые, новенькие купюры: она глубоко уважала тяжелым трудом заработанные деньги. Сейчас не глядя бросила их в сумку. Теперь снимать со счета деньги наверняка станет для нее более привычным делом, чем класть, — надо постараться как можно меньше думать об этом.
Брайан уже ждал ее у библиотеки. Он улыбался, но улыбка была предназначена не ей. Он был так погружен в себя, что улыбался, не подозревая о выражении искреннего благодушия на лице. Заметив ее, застыл на мгновение, застигнутый врасплох, и снова улыбнулся, но теперь уже вымученной и деланой улыбкой.
— Как дела, Брайан? — Мисс Хоукинс старалась держаться на расстоянии, чтобы не выдыхать на него остатки гремучего коктейля. Взяла его под руку.
— Куда мы пойдем?
— Я сегодня ненадолго, — быстро ответил он. — Маме нездоровится.
Вероятно, ей следовало выразить свое сожаление, она же досадовала, что его матери всего лишь нездоровится.
— Ну что ж, будем надеяться на будущее.
— Но я принес кое-что для вас. — Сказав это, он вынул из-под пальто большую папку. Мисс Хоукинс хотела взять ее, Брайан не отдавал: — Нет. Это вам, но откройте, когда я уйду.
— Это… — Она не знала, какое название соответствует содержимому папки.
— Да. Это то, что я обещал.
Помнила указание дневника: сначала посмотреть список Брайана, иначе договор мог не состояться.
— О, позвольте мне взглянуть сейчас.
Он покачал головой.
— Прошу вас, — все еще настаивала она, хотя видела, что он непреклонен. — Тогда, — рискнула она, — тогда я вообще не возьму это.
Он ответил не сразу: и то и другое было для него одинаково невозможно.
— Пойдемте в парк.
Они шли молча. Мисс Хоукинс была уверена, что в конце концов одержит верх, Брайан пытался найти повод, чтобы протянуть время. В отчаянии он решил сказать ей правду.
Они сели на скамейку.
— Я готова, — сказала она, устраиваясь удобнее.
— Я не могу показать вам это сам. Ну, не при мне.
— Тогда отвернитесь.
Норман когда-то в прошлом — вундеркинд, родительский любимчик и блестящий адвокат… в сорок один год — наркоман, почти не выходящий из спальни, весь во власти паранойи и галлюцинаций. Психиатрическая лечебница представляется отцу и сестре единственным выходом. Решившись на этот мучительный шаг, они невольно выпускают на свободу мысли и чувства, которые долгие десятилетия все члены семьи скрывали — друг от друга и самих себя. Роман «Избранный» принес Бернис Рубенс Букеровскую премию в 1970 году, но и полвека спустя он не утратил своей остроты.
Герой романа английской писательницы Бернис Рубенс (1928–2004) Альфред Дрейфус всю жизнь скрывал, что он еврей, и достиг высот в своей области в немалой степени благодаря этому. И вот на вершине карьеры Дрейфуса — а он уже глава одной из самых престижных школ, удостоен рыцарского звания — обвиняют в детоубийстве. И все улики против него. Как и его знаменитый тезка Альфред Дрейфус (Б. Рубенс не случайно так назвала своего героя), он сто лет спустя становится жертвой антисемитизма. Обо всех этапах судебного процесса и о ходе расследования, предпринятого адвокатом, чтобы доказать невиновность Дрейфуса, нельзя читать без волнения.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.