Пять лет повиновения - [22]

Глава 7

Миссис Воттс замечала явные перемены в сыне и не была уверена в том, что ей это нравится. За последние несколько дней она не услышала от него ни слова протеста, даже прежней раздражительности не было в голосе. Он выполнял свои обязанности без упреков, с достоинством. И хотя, казалось бы, эти изменения были к лучшему, в его манерах появилось что-то нервировавшее ее. Ее не интересовали причины внезапной покорности — это его дело, — происходившее с ним ее не волновало. Миссис Воттс заботило только то, что могло ухудшить условия ее существования. Она никогда не любила своего сына. Он появился не вовремя и некстати. Из-за него ей пришлось выйти замуж, и она так никогда и не смогла простить ему того безрадостного для обеих сторон союза, в который ей пришлось вступить. Но все же, когда Брайан только родился, она верила, что они втроем смогут как-то устроить свою жизнь. Она никогда не питала иллюзий по поводу своей жизни в роли жены и матери. Одновременно оба эти титула она носила всего два коротких месяца. Как-то вечером, когда она кормила сына, мистер Воттс, которого явно не очень радовало обретенное им семейное счастье, собрал чемоданы и ушел. Он оставил записку на ночном столике на случай, если она решит искать его. Когда миссис Воттс, закончив кормление, позвала дражайшую половину, ответа не последовало. Она предположила три варианта. Первый — он не ответил, потому что злился на нее. Второй — он улизнул в ближайший паб пропустить с дружками кружечку пива. И наконец, третий — он просто умер. По правде говоря, она предпочла бы третий. Вышла в прихожую. Заметила, что пальто, как и его хозяин, бесследно исчезло с вешалки. И это, к сожалению, больше походило на второй вариант — побег за пивом. Она несла ребенка в детскую кроватку, стоявшую рядом с ее кроватью, когда заметила записку, и в то же мгновение инстинктивно поняла, что ее замужество кончилось. Читать было страшновато, но она прочла: «Я ушел навсегда. Выносить это больше не могу». Миссис Воттс была не столь самонадеянна, чтобы предположить, будто «это», что он не в силах больше выносить, относится к ней. Без всяких сомнений, «это» был Брайан. Бросила ребенка в кроватку. Малыш, подчиняясь какому-то неведомому, волшебному инстинкту самосохранения, не издал ни единого звука протеста, иначе она заставила бы его замолчать навсегда. Она захлебывалась от негодования. Еще несколько минут назад она видела себя респектабельной вдовой, живущей на страховку, предусмотрительно оформленную по ее настоянию в день свадьбы. Теперь в статусе миссис Воттс не осталось и толики благородства. Она была униженной и брошенной. Сидела в тишине и с отвращением смотрела на испуганный комок в кроватке. Брайан поймал ее взгляд и в ответ одарил ее и весь мир своей первой в жизни улыбкой: он умолял о жизни. Ее сердце смягчилось, смягчилось настолько, что рука не смогла подняться на этот жалкий сверточек. Это было первое и последнее проявление материнской нежности к нему. Потом она постоянно мучилась с ним: страдала от противных мокрых пеленок, резавшихся зубов, нескончаемых детских болезней. Чувство горечи и недовольства жило вместе с ними все его детство и юность. Она готова была отделаться от него любым способом.

Так продолжалось до тех пор, пока его независимость не стала угрожать ей. Тогда-то она и решила оставить его для себя. Он разрушил ее жизнь. И теперь, нравится ему или нет, он заплатит за все: сначала будет жить рядом с ней, а потом станет ее сиделкой и слугой. Были моменты, когда казалось, что он вот-вот покинет ее. Армия была самым опасным ее соперником, но вовремя случавшиеся с нею непритворные приступы оставили Брайана в ее руках. После окончания войны она устроила его на работу ассистентом-продавцом в художественный магазин. Магазин находился недалеко от дома, и, значит, он по-прежнему готовил ей ланч. Брайан ничего не смыслил в маркетинге, но давно увлекался рисованием. Он так и служил там до пенсии ассистентом-продавцом. За это время многие молодые, пришедшие в магазин позже, обошли его по службе. По ее мнению, он зарабатывал достаточно для них двоих, и потому только он сам был причиной своей злости и недовольства. Дважды безоблачная старость миссис Воттс оказывалась под угрозой появления невестки, но каждый раз ее удачно и как будто невпопад рассказанные истории о неприглядных недостатках сына спасали положение. Последней претенденткой на роль невестки была властная леди Ален; ее не остановили рассказы об эгоизме и жестокости Брайана. Но сопротивление железной леди было сломлено раз и навсегда сообщением миссис Воттс о гомосексуальных наклонностях сына, хотя она даже не знала самого этого слова. Читала в каких-то книгах, что некоторые мужчины развлекаются с другими мужчинами. Она ни секунды не верила в вероятность существования этих грязных отношений, но это здорово сработало. Непробиваемая Ален была готова мириться со многими недостатками и терпеть лишения ради создания настоящей семьи, но, услышав эту новость, она сразу оставила все попытки и исчезла навсегда.

С той поры Брайан время от времени слабо протестовал. Постепенно его выпады участились и набрали силу. Теперь он редко улыбался, а ей никогда — спасшее его когда-то от смерти оружие давно было забыто и вышло из употребления. Все последние годы он выполнял свои обязанности с раздражением и молчаливым отвращением. Но это не трогало миссис Воттс. Так устроены все мужчины, и поведение сына ее ничуть не удивляло. Однако за последние дни все изменилось. Она уже несколько раз замечала беспричинную улыбку на его лице — это было плохим знаком. Миссис Воттс предпочитала мрачное, непримиримое сражение подозрительному фальшивому миру. Улыбка означала, что он что-то замышляет, и страшнее всего, что в скрываемых от нее планах ей наверняка не было места. Она зорко следила за ним из своего угла, притворяясь, что читает книгу. Брайан что-то писал на большом листе чертежной бумаги, облизывая губы и улыбаясь. Неожиданно она почувствовала, что больше не может выносить неизвестность и его полную отстраненность. Прокричала ему, что хочет чая, хотя вовсе не хотела этого. Он тут же встал и прикрыл секретный лист промокательной бумагой. Теперь она была точно уверена, что он скрывает от нее что-то и ей необходимо раскрыть очередной заговор. Услышала, как он открыл кран на кухне, и собиралась было броситься к его столу. Нужно было успеть добежать до стола и вернуться, чтобы он застал ее с книжкой на обычном месте. Вовремя вспомнила, что бегун она теперь никудышный, к тому же ее пугала реальная опасность впопыхах переломать свои хрупкие старые кости. Это значило дать ему серьезный повод избавиться от нее. Иногда, в самые черные моменты, он угрожал ей этим: