Пять лет - [3]

— Вы тут что, дебилы малолетние, постоянно так развлекаетесь?!

В тоне его голоса мой гнев не находил ни малейшего отголоска:

— А вы думали, мы по выходным Анну Каренину обсуждаем? Всяко бывает. Поржать над другом — святое дело. А я, лох, уже второй раз на это попадаюсь.

— Да неужели? И как же это было в первый раз? — язвительность — самая продуктивная форма злости.

Он засмеялся тихо, и я снова мельком взглянула на него, успев отметить, что улыбаясь, он прижимает кончик языка к правому клыку. Никогда раньше не замечала за ним такой привычки.

— В первый раз пять часов подряд дрочил в ванной. Вчера все прошло явно лучше.

Я на пару секунд закрыла глаза, преодолевая поочередно приступы злости, а потом стыда.

— Ты... — я никак не могла заставить себя назвать его по имени. — Я выпила все твое пиво! Ты сделал малюсенький глоточек! Ты-то с чего сорвался?

— Елена Александровна, — голос стал уж совсем неуместно мягким. — Вы думаете, что в моем возрасте нужны возбудители, чтобы сорваться? — очевидно, он просто издевался.

Хотя, если заставить себя задуматься, его-то винить, действительно, не за что. Я сама должна была думать, а не полагаться на его подростковые гормоны.

— Едрить, как стыдно! Позорище... Какое позорище... Меня в тюрьму надо... — провыла я, не сумев совладать с очередным приступом паники.

— Это вы сейчас Достоевского процитировали? Монолог Раскольникова? — он насмешливо поймал мой яростный взгляд и тут же попытался успокоить: — Ну, перестаньте уже. Не грузитесь, с каждым может случиться.

Конечно, он не способен понять постигшую меня трагедию. Я качалась из стороны в сторону, погрузив пальцы в волосы. Он долго наблюдал за моими терзаниями и вдруг спросил:

— Вы так расстроены, потому что у вас есть кто-то? И получается, вы ему изменили?

Я отрицательно покачала головой.

— А наши девчонки говорили, что вы встречаетесь с Игорем Санычем. Они вроде даже видели вас вместе, — в его голосе слышалась спокойная задумчивость.

— Не-е, — ответила я. — Он вообще гей.

— Да ладно! — Дима аж присел.

Я слегка улыбнулась от такой реакции. И только теперь до меня дошло, что он успешно меня отвлек от погружения в себя.

— Об этом никому не говори! — и тут же исправилась: — Ни о чем никому не говори!

— Хорошо. Пусть наши девочки продолжают лить слезы по брутальному физруку, — он рассмеялся, но снова взглянув на меня, успокоился. — Да правда, хватит уже себя корить. И не посадят вас, потому что я совершеннолетний.

Не посадят?! Если это его успокоительная стратегия, то она больше похожа на открытую насмешку!

— Заткнись, — буркнула я.

Но он никак не унимался:

— Да я серьезно. Авария в шестом классе, я поэтому год пропустил, — он вытащил ногу из-под одеяла и продемонстрировал огромный красный шрам на бедре. Я судорожно сглотнула, потому что уже видела это... ночью.

А сейчас лицезреть его голое бедро мне нужно меньше всего на свете! В который раз резко отвернулась, на глаза так и пытались навернуться слезы отчаянья. Почувствовав осторожное прикосновение к руке, дернулась от неожиданности.

— Елена. Александровна, — отчетливо и впервые с едва уловимым раздражением произнес он. — Ничего. Страшного. Не. Произошло.

Мне хотелось выть от безысходности, но истерику пора было заканчивать, поэтому я почти решительно взглянула на него. Но увидев, что он подкуривает сигарету, спросила неожиданно для самой себя:

— Ты куришь?

Он рассмеялся, запрокинув голову.

— Да вы, наверное, в ужасе, что узнали обо мне такое!

И правда, по сравнению с остальным — мелочь. Я узнала о нем такое, что без краски на лице и вспомнить не смогу. И о себе тоже узнала немало.

— Давай и мне тогда, — он с понимающей улыбкой протянул сигарету, потом щелкнул зажигалкой.

Мы сидели рядом, не касаясь друг друга, опершись на спинку кровати и молча курили, сбрасывая пепел в тот самый пластмассовый стаканчик. Сигаретный дым без привычки казался отвратительным, но зато это отвлекало.

Вдруг Дима нарушил молчание задумчивым:

— Надеюсь, это не обязует меня теперь жениться?

Видимо, он решил, что я уже полностью готова к издевкам.

— Придурок, — отозвалась я, но уже без прошлой ярости. — Мне как-то надо выбираться отсюда.

— Пойду, разведаю обстановку, одевайтесь пока, — он затушил сигарету и сел, натягивая джинсы. А я смотрела на свежую царапину на его спине. Похоже, от моих ногтей.

Дима открыл замок и вышел. Кто из нас догадался запереть дверь? Чья эта комната? Почему нас отсюда не выгнали? Он вернулся минуты через три и, поднимая свою рубашку с пола, сообщил:

— Там все давно разошлись, а хозяева дрыхнут. Никто не станет свидетелем вашего позорного бегства, — он улыбался, пытаясь сгладить неловкость между нами.

Я почти успела одеться и спешила застегнуть блузку. После этого нашла сумочку и обувь, подошла к зеркалу и руками пригладила волосы. От вчерашнего макияжа не осталось и следа. Но это как раз совсем не удивительно. Молча направилась к двери, но он шагнул наперерез.

— Лена, послушай... — никакого наигранного веселья в голосе.

Я от неожиданности такого обращения посмотрела ему в глаза, чего уж точно не собиралась делать, и тут же отвела взгляд. Он пальцами поднял мой подбородок, заставляя снова посмотреть на него. Я раздраженно оттолкнула его двумя руками, заставив отступить на шаг. Вся сдерживаемая злость перехлынула через шаткие границы едва установленного контроля.