Пять фараонов двадцатого века - [7]

Как и в семействе Джугашвили, первые дети супругов Гитлер умерли в младенчестве. Адольф родился 20 апреля 1889 года, в пасхальную субботу. Семья в то время жила в доме в окрестностях провинциального города Браунау, где служил отец. Места службы менялись, так что семье пришлось часто переезжать. Мать Адольфа была доброй, скромной, заботливой женщиной, исправно посещавшей церковь. В своей книге «Мейн Кампф» Гитлер пишет о ней с большой любовью, её фотография стояла у него на столе даже в последние дни в Берлинском бункере.[33]

Другое дело — отец. Судя по воспоминаниям современников, это был типичный провинциальный чиновник — надутый, придирчивый, педантичный, сухой, не склонный к эмоциям, лишённый чувства юмора. Детей он порол нещадно, а матери оставалось только стоять под дверью и со слезами слышать крики истязаемого сына. Похоже, он был «трудный» ребёнок и нередко давал поводы для наказаний.[34]

Начальную школу Адольф посещал в Линце, куда его отца перевели в 1898 году. Он быстро завоевал лидирующее положение среди одноклассников, умело доминировал над ними в проказах и играх. В окрестных лесах школьники разыгрывали битвы индейцев с белыми, о которых они читали в книгах невероятно популярного тогда австрийского писателя Карла Мая. Индеец Винниту стал для немецких подростков такой же легендой, какой был для американских и русских Чингачгук Большой Змей из романов Фенимора Купера. Позже газеты стали писать о войне в Трансваале, и буры, смело сражавшиеся со злодеями-англичанами, сделались любимыми персонажами лесных игр.

Всё связанное с войной манило маленького Адольфа неудержимо. Он пишет в своей книге «Мейн Кампф»:

«Роясь в книгах отца, я натыкался на книги о войне. Особенное впечатление на меня произвёл иллюстрированный сборник о франко-прусской войне 1870-71 года… Он стал моим любимым чтением. Героическое противоборство вдохновляло меня. С тех пор я безотказно приходил в волнение от всего связанного с войнами и с жизнью солдата».[35]

Другим стимулятором военных увлечений явился учитель истории, доктор Леопольд Потч. «Манеры этого старого джентльмена были мягкими и одновременно решительными. Его захватывающее красноречие завораживало нас и уносило в далёкое прошлое. Как чаровник он извлекал из-под тумана тысячелетий воспоминания былых лет и превращал их в реальность. Мы сидели охваченные энтузиазмом, а порой даже пускали слезу».[36]

В своих мемуарах Гитлер пишет, что учёба давалась ему легко, школьные задания казались до смешного простыми. Собирая потом воспоминания современников, психологи пришли к выводу, что мальчик с детства был одарён редким свойством — зеркальной памятью. Научное название этого свойства — «эйдетизм». Гитлер запоминал раз прочитанное чуть ли не дословно. Он поражал окружающих невероятными познаниями в самых разных сферах. Детали архитектуры знаменитых зданий, численность флотов различных стран, конструкции самолётов, даты рождения и смерти монархов, число погибших в больших сражениях — всё хранилось в его мозгу, как в энциклопедии, и извлекалось по мере надобности.[37]

На экзаменах ученик-эйдетик может попасть под подозрение в списывании, потому что в письменных работах он воспроизводит текст учебника почти дословно, включая опечатки. Гитлер любил затевать пари со своими соратниками и всегда побеждал. С архитектором Шпеером он спорил об особенностях собора в Кёльне, с профессиональным лётчиком Герингом — о вооружении британских истребителей; в докладах генералов обнаруживал цифровые расхождения с тем, что они сообщали месяц назад, и приходил в ярость, воображая, что его хотят обмануть.[38]

Если с одноклассниками юный Адольф обращался как с подчинёнными, с учителями мог быть груб, упрям, непослушен. Его воспоминания о школе полны сарказма и неприязни, под которые задним числом он подводил даже политическую платформу. Ему казалось, что пламенным германским националистом он стал уже тогда. Школа символизировала австрийскую империю, а эта империя, с его точки зрения, принижала немцев, ставила их в один ряд со славянскими народами, всеми этими чехами, поляками, сербами, хорватами, словенцами. Возможно, его упрямое противоборство с отцом тоже было окрашено его ранними политическими пристрастиями. Ведь отец был гордым служащим империи Габсбургов — значит, на него можно было свалить все её грехи, реальные и вымышленные.

«Мне едва исполнилось одиннцадцать лет, когда я первый раз стал оппозиционером. Мой отец был твёрд и решителен в достижении задуманных планов, но его сын был не менее упрям и непреклонен в своём отказе принять выбранную для меня судьбу.

Я не хотел становиться государственным служащим.

Никакие уговоры, никакие аргументы не могли сломить мою решимость. Я не хотел становиться государственным служащим — нет, нет, и ещё раз нет. Сколько отец ни пытался увлечь меня историями из своей собственной жизни и карьеры, результат получался прямо противоположный. Я зевал, меня тошнило от одной мысли проводить день, сидя в служебном кабинете. Лишиться свободы, не иметь возможности распоряжаться своим временем, потратить всю жизнь на заполнение бумаг — ни за что!»