Пять фараонов двадцатого века - [129]

Но дальше всё пошло не так гладко. Англия оказалась не по зубам Геринговской люфтваффе, её покорение пришлось отложить на потом. Также пришлось отложить на шесть недель и вторжение в СССР из-за упрямых и непредсказуемых сербов. Сама Россия оказалась слишком велика даже для миллионной механизированной армии, вторгшейся в неё 22 июня 1941 года. Попытки одновременно взять и Москву, и Ленинград провалились, в сентябре защитники Северной столицы почувствовали ослабление напора, потому что немцам потребовалось перебросить большие резервы на центральное направление. Туда же были отправлены войска, освободившиеся после взятия Киева (26 сентября). Но время для атаки на Москву было безнадёжно упущено. В октябре ударили сильные морозы, а также подоспели сибирские дивизии. В ноябре немецкое наступление захлебнулось, а в декабре началось успешное советское контрнаступление.

В исследовании поступков и решений любого военного лидера можно приводить сотни аргументов «за» и «против», указывать на ошибки или, наоборот, представлять те же решения верхом прозорливости. Но необходимо помнить о том, что сам Гитлер своих ошибок никогда не признавал. Что бы ни случалось, он оставался в своих глазах прав всегда и во всём. Если стратегический план проваливался, это происходило не потому что он был невыполним, а потому что генералы и солдаты оказались неспособны воплотить в жизнь гениальные озарения фюрера.

Решения принимались импульсивно, приказы отдавались и потом никогда не отменялись. Одним из таких истеричных решений было объявление войны Америке сразу после Перл-Харбора. Союзнические соглашения трёх держав (Германии, Японии, Италии), так называемая «Ось Берлин-Рим-Токио», с трудом заключённые летом 1940 года, отнюдь не включали обязательств военного участия одного из созников в военных конфликтах другого. То, что война США была объявлена уже 11 декабря, то есть четыре дня спустя после нападения японцев, показывало, что времени на серьёзное обдумывание просто не было. И произошло это как раз тогда, когда вермахт потерпел первое серьёзное поражение под Москвой, когда британский флот доминировал в мировом океане, а авиация успешно отбивала атаки на Лондон и другие английские города.

Как можно было в такой момент ввязаться в войну с таким могучим противником?

Изоляционистские настроения тогда были ещё очень сильны в США. На выборах 1940 года президент Рузвельт победил в значительной мере потому, что обещал не посылать американцев на поля сражений в Европе. Ему приходилось придумывать всевозможные уловки, чтобы отправлять помощь англичанам в обход прерогативы Конгресса. Теперь Гитлер развязал ему руки, и военные поставки в Англию и Россию пошли из Америки потоком.

Не проявилась ли здесь снова свойственная Гитлеру страсть «невозможного желать»? Его представления об Америке складывались из причудливых клочков. В феврале 1919 года ему довелось увидеть грузовики с американскими военнопленными, возвращавшимися домой из Германии после окончания Первой мировой войны. Американцы показались ему образцами здоровья и силы, достойными воплощать высшую расу. В одной из речей 1929 года он сказал: «Эта страна является краеугольным камнем белой расы… Она заселена высокими людьми с хорошей кровью. В течение столетия мы посылали туда лучший человеческий материал… Сила её не в стомиллионном населении, а в расовой ценности этих ста миллионов».[695]

О распространённости расистских и про-нацистских убеждений в США он мог судить по таким фигурам, как Генри Форд Старший, знаменитый лётчик Чарльз Линдберг, дипломат Джозеф Кеннеди и многим другим. Ему было известно о создании его сторонниками в Америке молодёжных лагерей, в которых юноши и девушки воспитывались в духе гитлерюгенда. Не надеялся ли он, что в Вашингтоне к власти придут сторонники нацизма? Во всяком случае, в Германии были созданы курсы по подготовке будущих администраторов оккупированной немцами Америки.

Служение «высокому идеалу» торжества высшей расы, естественно, требовало жертв. В обсуждении одной планировавшейся операции танковый генерал Гудериан заметил, что она будет чревата большими потерями. Фюрер осадил его, заявив, что такой аргумент не следует принимать во внимание. Выше уже говорилось, что сострадания он был лишён начисто. Его министр вооружений Альберт Шпеер приводит в своих воспоминаниях такую сцену:

«Когда мы с фюрером сели за богато накрытый стол в вагоне-ресторане, мы не сразу заметили, что на соседнем пути стоит военный эшелон. Из теплушек на сидящих за столом пристально смотрели голодные измученные немецкие солдаты, которых перебрасывали с Восточного фронта в тыл, некоторые из них были ранены. Увидев подобную сцену всего в двух метрах от своего окна, Гитлер вскочил. Однако он не стал приветствовать солдат и вообще как-то реагировать на них. Вместо этого он приказал быстро опустить шторы.»[696]

В конце Первой мировой войны Гитлер своими глазами мог увидеть, до какой степени изобретение танка меняло всю стратегию окопных баталий. В своих кампаниях против Польши (1939) и Франции (1940) он умело использовал этот опыт. Но в боях на море ему участвовать не довелось, и он по старинке готов был делать ставку на строительство супер-линкоров и броненосцев. Судьба «Бисмарка», потопленного британскими бомбардировщиками уже через несколько недель после выхода в море (27 мая, 1941), продемонстрировала необходимость пересмотра военно-морской доктрины.