Пять дней отдыха. Соловьи - [42]

— При чем же тут я?

— Вы так заинтересованно начали прорабатывать меня за вчерашнее интервью, что у меня нет никаких сомнений: данная журналистка если не ближайшая ваша родственница, то вполне добрая знакомая. Значит, вы сможете на нее повлиять. Я ошибся, шеф?

Замятин рассмеялся, махнул рукой:

— Черт с тобой!

— Вы отличный парень, Сергей Степанович. Больше я не заставлю вас ходить по балке. И привезу вам гаванских сигар — целый ящик! Кажется, они называются «Корона». Совсем не революционное название. Будете курить эти королевские листья, пока не прокоптитесь. Давайте поспешим. Мне нужно потолковать с ребятами.

Они вернулись в машинный зал. Замятин снял спецовку и отправился в комнату шефов, чтоб оттуда заказать телефонный разговор с Ленинградом. Он попросил завод, чтоб выслали письменное разрешение на изменение конструкции, повесил трубку и почувствовал голод.

Дождь приутих, но все еще туго гудел в водосточных трубах, и асфальтовая дорога, что вела от ворот станции к столовой, была запружена пенистой водой. Навстречу бежали девчата, смело топая по лужам в резиновых сапожках, подняв над головой брезентовые куртки. Визжа и толкая друг друга, они пронеслись мимо Замятина, обдав его брызгами.

Ему повезло. Из-за поворота вынырнул куцый самосвал. Шофер, заметив поднятую руку, притормозил. Замятин вскочил на подножку. До столовой было метров триста.

— Спасибо, друг! — крикнул Замятин, соскакивая у серого здания с широкими окнами.

В холле он вытер мокрое лицо платком, быстро разделся и прошел в зал. Перерыв кончился, и в столовой народу было немного. Замятин оглядел ряды столиков с цветными пластмассовыми крышками, отыскивая себе место. Откуда-то сбоку раздался крепкий раскат смеха. Замятин невольно повернулся, увидел за столом троих физиков и с ними Лену Шишкину.

Она сидела, не глядя в его сторону, совсем близко, так что до нее можно было дотянуться рукой. От неожиданности Замятин замер.

Весь день, с той самой минуты, как он проснулся, эта девушка неуловимо мягкой тенью мелькала в его сознании. Это было похоже на то чувство, которое возникает после хмуро-тяжких дней поисков в работе, когда нежданно проклюнется манящим огоньком светлая надежда и весь мир вокруг начинает казаться освещенным ею. Невольно Замятин оберегал это чувство, словно боялся, что оно ускользнет.

Сейчас за столиком, при свете дня, Лена была не такой, какой он представлял ее и запомнил с вечера. То, что она стала другой, он увидел сразу. Но в чем было это другое, не смог бы объяснить. Ее немного угловатые плечи, тугие светлые волосы и все лицо с остреньким подбородком, густыми бровями, темными ресницами показались до мельчайших черточек знакомыми, будто он видел ее прежде, до вчерашнего дня, и встречал много раз. Может быть, поэтому он так удивился и не сразу пришел в себя.

Одного из физиков, сидевших с Леной, он знал и успел с ним подружиться. Это был Морев, рослый толстяк, седой, но с молодым розовым лицом. Он носил яркие клетчатые рубахи, не застегивая ворота, и всегда была видна его волосатая грудь. Когда Замятин впервые увидел Морева, то подумал: «Такому в самый раз работать мясником или вышибалой». Морев оказался человеком покладистым, добродушным, был нафарширован анекдотами и, рассказывая их, так взрывался смехом, будто хлопала граната. С Замятиным он сошелся быстро и легко.

Двое других были его помощниками по работе. Собственно говоря, дел у физиков на станции сейчас было мало. Они контролировали монтаж реактора и автоматики да готовились к эксплуатации. Им предстояло настоящее дело после того, как пустят станцию. А сейчас они околачивались в управлении, затевали шахматные турниры и встречали разные делегации. На последнем они так поднаторели, что превратились в великолепных гидов.

Замятин стоял в проходе. Работницы, выбегавшие из столовой, толкнули его, и фыркнув, нырнули в дверь. Глупо было торчать столбом. Спохватившись, Замятин взял поднос и пошел к раздаточной. Он не выбирал еду, ставил тарелки машинально, думая лишь о том, как сесть за столик к физикам. Расплатившись у кассы, он направился прямо к ним, делая вид, что отыскивает место почище. Это тоже было глупо, потому что все столики вокруг были свободны.

Выручил его Морев. Он поднял свою лапищу и крикнул:

— Салют, Сережа!

Тогда Замятин подошел к их столику, держа перед собой, как защиту, этот дурацкий поднос.

Лена повернулась, ее темные глаза расширились, но тут же смягчились улыбчиво.

— Добрый день, — кивнул Замятин и почувствовал, что краснеет. Это было неожиданно прежде всего для него самого. Он никогда не отличался застенчивостью и не подозревал, что еще может краснеть. Замятин обозвал себя ослом и постарался успокоиться.

— Однако ты силен, старина, — сказал Морев, глянув на поднос. — Лихо, лихо! Сразу три вторых… До сих пор это мог только я.

— Я и имел в виду тебя, — нашелся Замятин. — Можешь располагать жареной курицей.

За столом подвинулись, подтянули еще один стул, и Замятин сел рядом с Леной.

— Знакомься, Сережа, — прогудел Морев.

— Мы знакомы, — кивнула Лена. — Не так ли, спаситель?

— Как ваша нога? — спросил Замятин, не решаясь начать есть.