Пять бессмертных - [12]

Гета шла, помахивая сорванным прутиком. Всю дорогу тихо и спокойно говорила она об «их» будущем. Карст, сжав зубы, молчал и смотрел себе под ноги. С лицом, светящимся тихой радостью, Гета говорила о том, как они устроят свое гнездо где-нибудь поблизости лаборатории, как будут вместе работать, как она будет дожидаться его поздно вечером…

Вдруг она остановилась. Схватив Карста за руку, посмотрела радостно расширенными глазами:

— Ведь кончим же мы когда-нибудь работу! Карст, что будет, когда Курганов добьется своего? Ведь мы будем вечно молоды! Вот как сейчас! И мы без конца будем… Даже если хоть через тридцать лет мы добьемся, то это ничего не значит. Мы вернем себе молодость и счастье. Ха-ха-ха! — вдруг рассмеялась она, — представь себе: мы уже старички, сморщенные, горбатые, зубов нет, шам-шам-шам, и вдруг… вдруг опять мы оба… Или потом, например, когда-нибудь, через много, много лет тебя спросят: «Сколько лет вашей жене?» — «Сто сорок три года». Ха-ха-ха! Карст, да что же ты как будто недоволен чем-то! Чего ты молчишь? — она притворилась обиженной. — Я понимаю, ты думаешь о том, как я тебе надоем за такой долгий срок. Конечно!

— Да, но подумала ли ты, сколько же у нас будет…

Гета сильно покраснела, но справилась с собой, рассмеялась, как колокольчик. Ударив Карста прутиком по руке, бросилась бежать по прямой аллее к террасе.

— Кто раньше?

Карст тоже помчался, но нарочно не торопился, чтобы дать ей прибежать первой. У самой террасы он ее догнал и схватил за руки.

— Ну, а теперь таким же ходом спать, Лина уже давно спит, — сказала Гета, взглянув на темные окна верхней комнаты.

Кошачьим движением она подскочила и поцеловала Карста, как будто укусила, потом крепко, по-мужски, пожала руку.

— У тебя измученный вид. Иди спать. Завтра увидимся в шестом отделении. Скучная у меня работа, — она поморщилась, — препараты, препараты, конца этому не будет… Ну, я пошла.

И, кивнув ему еще раз, она быстро направилась к дому.

Карст жил в небольшой пристройке. Он уже было двинулся туда, но вспомнил, что на пристани, под террасой, у него осталась шляпа, и вернулся обратно.

«Вот здесь я ее уронил», — думал он, направляясь к тому месту, где схватил Гету. Шляпы там не было. Он оглянулся кругом и заметил, что она лежит на одной из скамеек около пристани.

«Кто же ее туда положил? Странно». — Он надел шляпу и побрел к себе.

Никаких мыслей в голове не было. Он шел, как автомат. Целая неделя нервного напряжения, закончившаяся такими потрясениями, выбила его из колеи. Он испытывал состояние тяжелой реакции. Ему самому казалось странным его состояние. Неодолимая усталость и апатия ко всему завладела им совершенно.

Придя в свою комнату, он едва заставил себя раздеться, бросился в постель, не притронувшись к оставленному на столе ужину. В тумане пронеслись перед его глазами все события сегодняшнего дня. Потом словно черный колокол накрыл его сознание. И все исчезло.

Глава вторая

— Готово?

— Да, сейчас.

Уокер быстро добривал голову второго кролика. Первый, с голым теменем, похожий на католического епископа, лежал на толстом стеклянном столе возле Курганова. В другом конце Биррус и Гаро возились у автоклава[4]. В воздухе пахло эфиром.

Гаро, — маленький, черный, как жук, — суетливо бегал от одного шкапа к другому, потом к автоклаву. Полы его белого халата метались по воздуху, будто догоняли его. Инструменты были почти готовы.

Курганов взял обоих кроликов и каждого крепко сжал зажимами небольших станков. Зверьки лежали на животах. Головы их были опущены через край подставки; в таком положении теменные части их были наиболее доступны оператору. Головы обоих кроликов почти касались одна другой, носом к носу. Яркий свет ртутных ламп падал сверху, проходя сквозь бледно-синие абажуры. Операции и пересадки, которые производились на продолговатом мозгу, требовали почти полного отсутствия красных и обилия ультрафиолетовых лучей. Только после длинного ряда неудач и многолетних опытов удалось Курганову выяснить эту необходимость. С тех пор работа пошла более успешно.

Кролики были усыплены ликкилом. Курганов вообще не допускал работы над животными, кураризованными и без наркоза. Он старался по мере возможности облегчить их страдания.

Гаро и Уокер подошли к столу с готовыми инструментами и, придвинув несколько меньших столиков, поставили на них принесенные тазики. Операцию производил сам Курганов. Биррус помогал. Остальные подавали инструменты.

— Сегодня мы прибегнем к доказательству от противного, — говорил Курганов, натягивая резиновые перчатки, — и этот опыт многое выяснит. Оба кролика — самцы. Сразу после этих возьмем двух самок. Сегодня же вечером сделаем у двух пар перекрестную пересадку. Сколько осталось старых кроликов?

— Всего три. Очень трудно доставать старых животных. Собак и кошек легче. Кроликов никто не держит до старости.

— Тогда перекрестную сделаем на собаках. В этом случае, при пересадке между животными одного пола должен получиться обратный результат. Это не нейтрализация мужского начала женским, а только усиление уже существующего взаимоотношения между организмом и его полом. У нас получится самец в квадрате, и из второй пары такая же самка. Это, вероятно, вызовет и разрушение весьма ускоренное.