Пьяный корабль - [11]

И, в жизнь ужасную вступая, видишь ты,

Как извиваются синеющие черви

И тянутся к любви остылые персты.

Пускай! Венозный ток спастических извилин

Беды не причинит дыханью твоему —

Так злато горних звезд кровососущий филин

В глазах кариатид не погрузит во тьму.

Пусть потоптал тебя насильник – жребий страшен,

Пусть знаем, что теперь нигде на свете нет

Такого гноища среди зеленых пашен, —

«О, как прекрасна ты!» – тебе речет поэт.

Поэзия к тебе сойдет средь ураганов,

Движенье сил живых подымет вновь тебя —

Избранница, восстань и смерть отринь, воспрянув,

На горне смолкнувшем побудку вострубя!

Поэт поднимется и в памяти нашарит

Рыданья каторги и городского дна —

Он женщин, как бичом, лучом любви ошпарит

Под канонадой строф, – держись тогда, шпана!

Все стало на места: вернулась жизнь былая,

Бордели прежние, и в них былой экстаз —

И, меж кровавых стен горячечно пылая,

В зловещей синеве шипит светильный газ.

Перевод Е. Витковского

Руки Жанны-Мари

Они, большие эти руки,

В чью кожу въелась чернота,

И нынче, бледные от муки,

Твоим, Хуана, не чета.

Не кремы и не притиранья

Покрыли темной негой их,

Не сладострастные купанья

В прудах агатовых ночных.

Они ли жаркий луч ловили

В истоме в безмятежный час?

Сигары скручивали или

Сбывали жемчуг и алмаз?

К пылающим стопам Мадонны

Они ли клали свой букет?

От черной крови белладонны

Мерцает в их ладонях свет.

Охотницы ли на двукрылых

Среди рассветно-синих трав,

Когда нектарник приманил их?

Смесительницы ли отрав?

Какой, пленяя страстью адской,

Их обволакивал угар,

Когда мечтою азиатской

Влекли Сион и Кенгавар?

Нет, не на варварских базарах,

Не за молитвою святой

И не за стиркою загар их

Покрыл такою смуглотой.

Нет, это руки не служанки

И не работницы, чей пот

В гнилом лесу завода, жаркий,

Хмельное солнце дегтя пьет.

Нет, эти руки-исполины,

Добросердечие храня,

Бывают гибельней машины,

Неукротимее коня!

И, раскаляясь, как железо,

И сотрясая мир, их плоть

Споет стократно Марсельезу,

Но не «Помилуй нас, Господь!»

Без милосердья, без потачки,

Не пожалев ни шей, ни спин,

Они смели бы вас, богачки,

Всю пудру вашу, весь кармин!

Их ясный свет сильней религий,

Он покоряет всех кругом,

Их каждый палец солнцеликий

Горит рубиновым огнем!

Остался в их крови нестертый

Вчерашний след рабов и слуг,

Но целовал Повстанец гордый

Ладони смуглых этих Рук,

Когда любви мятежной сила

В толпе, куда ни поглядишь,

Их, побледневших, проносила

На митральезах сквозь Париж!

О Руки! Нынче на запястьях

У вас блестит, звеня, металл.

Мы раньше целовали всласть их —

Теперь черед цепей настал.

И не сдержать нам тяжкой дрожи,

Не отвести такой удар,

Когда сдирают вместе с кожей,

О Руки, ваш святой загар!

Перевод М. Яснова

Сестры милосердия

Прекрасный юноша, герой широкоплечий,

Со смуглой кожею и взором огневым,

Тот, кто сумел бы стать неслыханным Предтечей

В далекой Персии, простертой перед ним;

Еще неискушен, несдержан, не обужен

Ничем, но увлечен подспудной новизной,

Как юный вал морской, на ложе из жемчужин

Раскипятившийся под летнею грозой, —

Прекрасный юноша измерит бездну злобы

И мерзости людской, и примется взывать,

Израненный, к сестре, к спасительнице, чтобы

Ее сестрою милосердия назвать.

Но, Женщина, тебе, о ненасытный потрох,

Не стать такой Сестрой, и не обманут взгляд

Ни ночь твоих бровей, ни тень пушка на бедрах,

Ни пальцы легкие, ни груди, что блазнят.

Ты спишь, открыв глаза, ослепшая навеки,

Но тщетно мы к тебе стараемся припасть:

Ты – млекогрудая, а молишь нас о млеке,

И это мы тебя укачиваем всласть.

За всю мороку, что тебе досталась в прошлом,

За каждый обморок, за ненависть и ложь,

Зла не держащая, ты все же воздаешь нам —

Всей кровью месячных до капли воздаешь!

Несчастный в ужасе; об этом тяжком грузе

Он вовсе не мечтал и, жаждущий высот,

Спешит на зов судьбы – припасть к зеленой Музе,

От Справедливости он соучастья ждет.

Но эти две Сестры – соперницы докуки,

Всю душу изглодав, исчезнут без следа,

И горестным лицом в кормилицыны руки

Природы благостной уткнется он тогда.

И что ж? Ни магии, ни вере не по силам

Беднягу исцелить, утешить гордеца,

И в одиночестве унылом и постылом

Он ждет безропотно грядущего конца, —

Все грезы перебрав и тихо встав у гроба,

Все в мире истины пройдя за пядью пядь,

К тебе, о Смерть, к тебе он обернется, чтобы

Тебя сестрою милосердия назвать!

Перевод М. Яснова

Гласные

А – черное, И – красное, О – голубое,

Е – жгуче-белое, а в У – зеленый цвет.

Я расскажу вам все! А – черный панцирь бед,

Рой мух над трупом, море тьмы ночное.

Е – парус белый, белый блеск побед,

В алмазах снег, сиянье ледяное,

Пух одуванчика! И – жало злое,

Усмешка губ, хмель крови, алый бред.

У – дрожь зеленых волн и вздох кручины;

Зеленые луга; упрямые морщины

Твои, алхимик, сумрачного лба…

О – звонкая архангела труба:

Она пронзает скрежетом – пучины!

Омега… Синие – твои глаза, Судьба!

Перевод И. Тхоржевского

«Розовослезная звезда, что пала в уши…»

Розовослезная звезда, что пала в уши.

Белопростершейся спины тяжелый хмель.

Краснослиянные сосцы, вершины суши.

Чернокровавая пленительная щель.

Перевод Е. Витковского

Праведник

(Фрагмент)

Как проглотив аршин, являя строгий норов,

Сидел он, златолик; а я твердил в поту:

«Ты хочешь созерцать сверканье метеоров?

Жужжанье млечных звезд подслушать на лету?