Пьянящий вкус жизни (Сильнее времени) - [16]

– Кто же не знает об этом восьмом чуде света? Незадолго до приезда сюда мне попалась на глаза иллюстрация из альбома «Сокровища мирового искусства»…

– Ну конечно. Вы правы. Только у меня к нему особое отношение. Когда я занималась в Сорбонне, то писала курсовую работу о Танцующем Ветре.

– Вы специализировались по античности?

– Моя основная специальность – сельское хозяйство. Но я параллельно закончила курс по античности.

– Любопытное сочетание.

– Неизбежное. Вазаро – моя кровь и плоть. Моя жизнь.

– А при чем здесь Танцующий Ветер?

– Считайте, что это моя страсть.

Он прищурился:

– Почему?

– Это не так просто объяснить. История семейства Вазаро связана с Танцующим Ветром вот уже почти четыре столетия. Понятно, что я в какой-то степени зачарована… – Кэтлин встряхнула головой. – Но вам этого не понять.

– И все же…

– Я купила копию этого голографического фильма в нью-йоркском Метрополитен-музее, когда готовила доклад по своей курсовой работе. Фильм выпустила семья Андреас, которая располагает подлинником Танцующего Ветра. Эта покупка стоила мне целого состояния. Голографические фильмы еще на стадии экспериментов, и я до сих пор вздрагиваю, вспоминая, сколько я потратила на это оборудование.

– И все же вы не поскупились.

– На что только не толкает страсть! – вздохнула она. – К тому же это случилось до того, как я по-настоящему разобралась в наших делах и поняла, в каком бедственном положении мы находимся. Время от времени, выкроив свободный часок, я пробираюсь сюда и отвожу душу.

– Значит, вы не только трудитесь, как рабыня, на плантациях… Кажется, судя по всему, мне следует попросить у вас прощения за нечаянное вторжение.

Она улыбнулась:

– Кажется, да. Надеюсь, теперь я смогла полностью удовлетворить ваше любопытство?

– Раз уж я ворвался сюда и нарушил ваше уединение, – шутливо, но настойчиво заговорил Алекс, – позвольте мне задержаться еще хоть ненадолго. Я чертовски устал.

Кэтлин почти физически ощущала те волны беспокойства и напряжения, что исходили от него. Она вернулась к своему столу и склонилась над блокнотом:

– Боюсь, здесь мало что может заинтересовать вас.

Он огляделся. Помещение трудно было назвать уютным.

– Что это? Похоже на самолетный ангар…

– Моя лаборатория – моя мастерская. Здесь я разрабатываю свои духи.

– Когда не сидите во мраке перед статуэткой. – Он оглядел круглый стол, за которым она работала. – Интересно.

Множество полок с сотнями поблескивающих колб и пробирок поднимались вверх над ее головой. Прямо перед ней стояли маленькие аптечные весы и лежал блокнот.

– Такое впечатление, будто вы собираетесь играть на органе.

– Тепло! Почти горячо! – улыбнулась она. – Сравнение хоть и неожиданное, но верное. В этих колбах содержатся вытяжки – масла различных цветов и растений. Я постоянно взвешиваю и делаю отметки, пока не добьюсь правильного соотношения. – Она указала на блокнот: – Приходится всякий раз четко фиксировать каждую стадию, чтобы знать, как получилось то или иное сочетание. Занятие весьма тонкое. Ничтожное отклонение в количестве – и характер, и качество духов меняются до неузнаваемости.

– А я был уверен, что вы уже закончили работу над «Вазаро».

– С ними – да. Но магия ароматов завораживает. Вы всегда можете создать что-то новое, совершенно непохожее на то, что было до сих пор. Всегда есть надежда, что… О… извините! Я опять слишком увлеклась. Вряд ли вам интересны эти подробности.

– Напротив! Но отчего лаборатория располагается в пристройке, а не в особняке?

Она показала на широкие, похожие на амбарные двери с каждой стороны.

– Потому что я всегда могу распахнуть окна и двери и впустить свежий воздух в это дурманящее царство запахов. Очень трудно постоянно сохранять способность тонко различать все оттенки. Обоняние притупляется довольно быстро. Чтобы оживить его, необходимо хорошо проветрить помещение.

Он перевел взгляд на другую стену, где стояли полки, плотно уставленные рядами книг.

– Ваша мама сказала, что вы любите уединяться здесь.

– Да… – просто ответила Кэтлин.

– Больше, чем выращивать цветы?

– Это только часть целого.

– А целое – это Вазаро? Она кивнула:

– Мишель говорил, что это как замкнутый круг…

– Мишель?

– Мишель Андреас. Он жил здесь во времена Французской революции. Это был муж старшей дочери Катрин Вазаро и Франсуа Эчеле.

Он приподнял брови:

– Ее родители не были женаты?

– Вас удивляет, что у них разные фамилии? Дело в том, что в соответствии с законом о наследовании, который существовал в семье Вазаро, имение переходило всегда к старшей дочери, но только в том случае, если она после замужества сохраняла прежнюю фамилию.

– В восемнадцатом столетии такое право наследования – по женской линии – должно было быть чем-то из ряда вон выходящим, – заметил Алекс.

Кэтлин улыбнулась и кивнула.

– Именно Мишель создал впервые духи на основе роз, что выращивались в Вазаро. И эти духи стали пользоваться большим успехом. Говорят, все дамы при дворе Наполеона не расставались с флакончиком «La Dame». – Лицо ее снова оживилось. – Если бы вы читали дневник Катрин Вазаро… Это словно путешествие во времени. Она полюбила Мишеля как собственного сына… – Заметив снисходительную улыбку на лице Алекса, Кэтлин запнулась. – Ну вот, стоит мне заговорить на эту тему, я забываю обо всем на свете. А для человека постороннего в этом нет ничего интересного.