Путники в ночи - [5]

– Из-за тебя, старый ирод, насос поломался. Лил и лил воду цельными днями почем зря! Какого дьявола лил? Зачем, спрашивается, так много тратил? Ежели у тебя водопровод, так надо, значит, лить и лить из него беспрерывно? Сиди вот таперича, поглядывай на солнышко!.. И девку ты машиной сбил, и сынок твой душегуб, весь белый свет его ненавидит…

Старик вскочил со скамейки, изо рта его извергся древний начальственный рык.

Пустые ведра со звоном выпали из рук Марфы. Подобрав их, она торопливо потрусила дальше, оглядываясь на прежнего грозного начальника, которого она опять стала бояться больше всего на свете.

Старик жалуется: плохой тут у нас народ! Оказывается, Марфа все эти годы ненавидела его, хотя прежде при встречах лебезила, кланялась, чуть ли не в пояс.

– Народ первобытный, ненавидящий соседей, родственников, начальство!

– негодовал Прохор Самсонович. – Ненавидели и ненавидят всех с древних времен: князей, бояр, царей, помещиков, попов, купцов, большевиков, советскую власть, торгашей, “цеховиков”, олигархов, чиновников… Когда же она кончится, эта кондовая ненависть?

От нечего делать целыми днями Прохор Самсонович сидит в тени, смотрит, как гибнут огурцы, жухнут молодые, начавшие цвести помидоры. У старика нет сил таскать воду из колодца, а Игорю на все наплевать. Его папаша олигарх, может купить полстраны, если захочет, со всеми ее сердитыми пенсионерами.

Сорнякам жара в радость, с каждым днем их становится все больше,

“зеленый пожар” прорвался в центр бахчи.

МАРСИАНСКАЯ НАДЕЖДА

Задержавшись с выпуском номера газеты, поздним вечером возвращаюсь домой. Возле палисадника на лавочке сидят Игорь и Прохор Самсонович.

Поздоровавшись, присаживаюсь на прохладную скамью.

Старик рад моему появлению, с воодушевлением пересказывает тему новой статьи.

– Скоро приедет папаша… – вздыхает Игорь.

Прохор Самсонович пытается перевести разговор: скоро в поселке пить будет нечего, вот беда! На щеках его играет румянец, маскирующий морщины, припухшее лицо отражает закат.

Игорь, обнаженный по пояс, поигрывая мускулами, с нетерпением ждет ночной прохлады. Светлая рубашка лежит у него на коленях.

Старику хорошо. Вечерняя свежесть позволяет дышать полной грудью, сердце работает спокойно. В предчувствии бессонницы Прохор

Самсонович делается бодрее, глаза молодо блестят. С огорода пахнет засыхающими ягодами.

– Не то планета вон там, не то звездочка? – указывает он негнущимся пальцем.

– Где? – Игорь, наморщив лоб, смотрит в небо.

– Вон там, левее – розовая, вроде как мигает.

Игорь пожимает плечами.

Старик вопросительно оборачивается ко мне. Я не знаю, плохо учил в школе астрономию.

– Тоже мне, понимаешь, “пресса”! – ворчит старик. – Журналисты должны всё знать… Говорят, на этих планетах совсем нет жизни? Неужто и там засуха?

– Коли нет там жизни, то и хорошо! – резко произносит Игорь. – Где жизнь, там ненависть одних к другим. И это очень здорово, что на остальных планетах одна только ледяная пустыня, где никто никого не ненавидит.

– Дело не в ненависти… – задумчиво морщится старик. – Просто обидно как-то. Сколько лет думали, гадали, надеялись! Помнится, лектор к нам в район приезжал, на сцене ДК выступал, клятвенно заверял, что жизнь на Марсе имеется! Зря, что ли, убеждал он публику, каналы там вырыты? И вдруг на тебе – никого нету! Ни-ко-го!

Хоть бы одна сухая былиночка! Хоть какой завалященький паучок! Я слушал лектора, и мне ужасно хотелось, чтобы и там, в космосе, что-то шевелилось, дышало!

Игорь громко и зло хохочет:

– Зачем искать в чистом космосе никому не нужную жизнь? Все пройдет, как дурной сон, и Земля когда-нибудь очистится от нас от всех, станет холодной и пустынной, как величественный свободный Марс!

Прохор Самсонович с недоумением оборачивается к внуку:

– Что с тобой Игорек? Почему ты так говоришь? В мире существует материализм, которому все подчиняется, в том числе и звездные миры.

– Материя существует сама по себе без всяких “измов”. Марс – это глыбы холодного красного песка. Пойми, дед, идеи сами по себе, а планеты – сами по себе.

– Так не может быть! – сердится Прохор Самсонович. – Нас учили, понимаешь, что все должно быть диалектически связано.

– Неправильно, значит, учили. Да, впрочем, какая разница, кто, как и кого учил. Все учения бессмысленны!

– Не все! – Старик шутливо грозит ему пальцем, хитро улыбается. Так он когда-то улыбался со сцены ДК во время диспутов с молодежью послевоенных лет. Подвыпившие осмелевшие парни задавали каверзные, с лирическим оттенком вопросы типа: “На фига мне сдался ваш коммунизм, если я до него не доживу?”

ЗАБЫТОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

– Дед, а у тебя есть тайна? – спрашивает Игорь.

– Какая еще тайна? – возле глаз старика вновь сгущаются морщины, он настораживается и как-то съеживается. – К чему эти провокационные вопросы?

Бывший Первый ерзает по скамейке. Зажмуриваются, дрожат старческие веки.

…Летний вечер, новая, только что полученная персональная “Волга” с хромированным оленем над радиатором, свежий черный асфальт на дороге. За рулем Костя, молодой застенчивый парень, недавно вернулся из армии.

Сумерки сгущаются, в окно салона врывается теплый ветер. Настроение благодушное, Прохор Самсонович возвращается из колхоза навеселе – председатель, старый друг, накрыл хороший стол.