Путники в ночи - [4]

Кругом буйствует зелень. Все растет быстро, как в тропиках, словно нет никакой засухи.

Игорь доволен такой погодой, целыми днями загорает, кожа у него прокопченная, чуть ли не дымится. Расхаживает по жаре в плавках, темных очках, подставляя мускулистую грудь солнечным лучам.

– Дед, полей на меня из шланга! – просит он. – Сделай дождик!

Старик смеется и делает “дождик”: зажимает отверстие шланга пальцем, вода рассеивается на мелкие брызги.

Люди, проходящие мимо палисадника, почтительно наклоняют голову:

– Здравствуйте, Прохор Самсонович!

Старик неспешно оборачивается, придерживает левой ладонью картуз за козырек, кивает сдержанно и солидно.

…Сегодня воды почему-то нет. Дали ночью, из открытых кранов потекли тонкие журчащие струйки, и шум этот разбудил весь поселок: в окнах зажегся свет, послышался звон ведер, корыт, тазов.

Едва успели наполнить емкости, воду вновь отключили.

Приноровился поливать огород ночью, все равно страдает бессонницей.

Пока идет вода, Прохор Самсонович успевает напоить влагой огурцы, помидоры, молодые яблони – они сделались пышными, обещают неплохой урожай.

На рассвете, когда вода кончается, старик опускает шланг в бочку, идет, покачиваясь, в тень клена. Здесь раскладушка, покрытая старым одеялом. Старик ложится и спит, несмотря на то, что его кусают мухи.

К обеду с пруда возвращается внук, истомленный долгим загоранием и купанием. Волосы, еще не просохшие, кустиками торчат на его голове.

Игорь голоден и съедает все, что подает на стол дед.

Пообедав, Игорь ложится спать на дедову раскладушку в тени клена.

Тем временем старик, управившись с кухней, садится у его изголовья, отгоняет мух березовой веткой. Иногда Игорь, неловко повернувшись, открывает мутные глаза, с тупым выражением смотрит на деда.

– Спи, внучок, спи!.. – задумчиво улыбается старик.

РУССКАЯ НЕНАВИСТЬ

На водокачке окончательно поломался насос. По слухам, его будут чинить два, а то и все три дня. Но, видимо, и за неделю не управятся.

Прохор Самсонович пришел в редакцию, потребовал, чтобы мы с Левой написали разгромный фельетон про разгильдяев, не сумевших обеспечить население водой.

Редактор Бадиков прибежал в наш кабинет, начал оправдываться: дескать, был у нас один сельский сатирик по фамилии Букашкин, да и тот давно умер, сочинить фельетон некому. Увы, не существует теперь такого газетного жанра, как фельетон. Ах, товарищи, какие были фельетоны! Каким резонансом они звучали! Океан остроумия, горы житейского юмора! Где ты, батюшка-фельетон, почему так безвременно скончался?

– Помолчи! – притопнул сапогом Прохор Самсонович. – Из-за таких, как ты, лакировщиков, фельетон исчез, понимаешь, из нашей действительности.

Бадиков продолжал оправдываться: права человека сейчас очень уж раздуты, на всех давят, особенно на журналистов – всякую отдельную личность, которая на самом деле, может, и есть настоящая сволочь, нельзя выставлять на газетной полосе в глупом и негативном виде, особенно начальство, какого бы ранга оно ни было. Двадцать первый век наступил, в газете теперь слова критического нельзя сказать – сразу суды начинаются, прочие разборки…

Старик, глядя на расплывшееся “кувшиноподобное” лицо Бадикова, припомнил, что в прежние времена фельетоны писали с благословения райкома, никто даже пикнуть не смел!

Лева ехидно заметил:

– Именно результаты вашего партийного правления привели к нынешней

“гласности”, когда с журналистом могут сделать все что угодно за любую не понравившуюся кому-то статью. А скоро, товарищ бывший

Первый, будет еще хуже!

– Это еще почему? – обернулся Прохор Самсонович. Лицо его побагровело. – Что ты, юноша, знаешь об ушедших временах? Пока ты шлялся по болотам и ягодки рвал, мы строили будущее!..

Лева сконфузился. Однако, собравшись с духом, ответил величавому гостю так:

– Дело в том, что привычка затыкать рот недовольным на Руси существовала во все времена!

Вступать в дискуссию с бородатым неисправимым “диссидентом” Прохор

Самсонович не захотел, махнул пренебрежительно рукой и пошел домой к своим грядкам.

…На огороде все засыхает. Вянут листья, поникают стебли, и только ягоды клубники становятся еще краснее, манят алыми пятнами. Игорь, разумеется, не упускает их из вида. Срывая ягоды, поглядывает на деда – не будет ли ругаться?

– Ешь, ешь, внучек, – разрешает старик, – все равно уж теперь…

Он вздыхает и думает о том, что, видно, не придется в этом сезоне варить клубничное варенье. Грозит в жаркую даль веснушчатым кулаком, седые брови сдвигаются к переносице.

Жители поселка вспомнили о старом колодце, сбили с него дощатую крышку. Давно этот колодец не чистили, не ремонтировали, но, к удивлению, вода в нем оказывается чистой, свежей. Прогнав из колодца двух лягушат, люди, вращая скрипучий ворот с ржавой цепью, в первый же день наполовину вычерпывают его. Однако наутро колодец снова полон.

Пошел уже восьмой день с тех пор, как отключили воду. Насос никак не удается наладить – не хватает какой-то дефицитной бронзовой втулки.

Все знают про эту втулку, однако бессильны что-либо сделать.

Соседка Марфа, шагая поутру с ведрами к колодцу, грозит старику кулаком: