Путин. Внедрение в Кремль - [45]

8 декабря 1998 года Тамара Рохлина, подозреваемая в убийстве мужа генерала и депутата Госдумы Льва Рохлина, была признана вменяемой. Таков итог экспертизы, проведенной в Институте судебной психиатрии имени Сербского. Дочь и зять повторили уже звучавшую версию о том, что Тамара Рохлина призналась следствию в убийстве мужа «под угрозой жизни детей». Тамара Рохлина была вновь помещена в следственный изолятор.

19 января 1999 года Генеральная прокуратура России заявила, что не намерена освобождать из-под стражи вдову генерала Льва Рохлина, обвиняемую в убийстве мужа. Об этом заявил начальник управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Владимир Казаков. Он отметил, что Тамара Рохлина находится под арестом, поскольку обвиняется в совершении особо тяжкого преступления. На днях Госдума приняла обращение к Генпрокуратуре с ходатайством об изменении меры пресечения в отношении Рохлиной. С такой же просьбой обратилось Движение в поддержку армии, основателем которого был Лев Рохлин. Представитель Генпрокуратуры сообщил также, что «следствие по делу близится к завершению».

9 февраля 1999 года было объявлено, что завершено расследование дела об убийстве депутата Госдумы Л. Рохлина. В ближайшие дни окончательное обвинение в совершении этого преступления должно было быть предъявлено вдове генерала Т. Рохлиной. Однако все оказалось не так просто. Дело затянулось и не внесло ясности.

Вот и все о смерти популярного генерала. После его смерти следующая «случайная» смерть политического противника первого российского президента вызвала бы в обществе однозначное сомнение в любых придуманных версиях, кроме одной — это нужно Кремлю. Лимит «случайных» смертей был исчерпан.

В советские времена пели иностранную песню со словами: «Как хорошо быть генералом. Лучше работы я вам не назову». Оказывается, и у генералов бывают проблемы.

Глава 6. Череда грязных скандалов

6.1. Смена премьеров началась

Наконец-то мы приближаемся к кульминации нашей истории. Если главы 1–4 были скорее подготовкой к основному разговору, а пятая глава своеобразным предварительным объяснением, какая была политическая ситуация в стране, то настоящая глава уже о самом скандале.

«Россия буквально разваливалась в руках Б. Ельцина. Президент растерял весь запас доверия и не мог выступать в качестве влиятельной политической фигуры, «отца нации».

В начале 1998 г. его рейтинг оценивался журналистами как «никакой» [265].

Казалось, тандем Ельцин — Черномырдин надолго, если не навсегда. Но на самом деле у этой сладкой парочки противоречий хватало. Премьер все больше матерел, а президент все больше сомневался в его надежности.

«Ельцин всегда подозрительно относился к своим ближайшим сподвижникам. Особенно после ухода А. Коржакова. И это в полной мере относится к Черномырдину и Лужкову.

По некоторым данным, еще начиная с весны 1994 года, под влиянием конфиденциальных докладов Коржакова, у семьи и у самого президента сформировалась отрицательная установка на Черномырдина и Лужкова.

Начиная с сентября 1997 года такое подозрение со стороны Ельцина, мнительность которого в связи с его болезнями порой становилась маниакальной, начало возрастать. В конце декабря Ельцин, в своей обычной манере, спровоцировал Черномырдина на активизацию своих личных политических амбиций» [266].

К этому времени Ельцин стал ревностно относиться к своему премьер-министру Черномырдину. Скуратов вспоминал: «Намечалась встреча с белорусским президентом Лукашенко, и Черномырдин, видя немощность Ельцина, предложил:

— Может, я заменю вас, Борис Николаевич?

Ельцин враз потяжелел лицом, в глазах у него возник беспокойный свинцовый блеск.

— Вначале я, а уж потом — вы. Понятно?

Да, все понятно. Куда уж больше! Ельцин не хотел ни на мгновение, ни на секунду упустить власть» [267].

«...Черномырдин... чувствуя закат звезды Б. Ельцина, стал, не особенно скрываясь, примерять к себе корону первого лица.

Б. Ельцин почувствовал опасность для себя лично. Достаточно было очередной продолжительной госпитализации, и власть могла ускользнуть из его рук, а к власти он относился как к самоцели» [268].

Потерять власть первый российский президент не хотел. Сама же власть в стране была почти исключительно подконтрольна должности президента страны. Приведем слова Анатолия Куликова: «.При существующей системе власти в высший ее эшелон министров выдвигали воля и желание одного человека — президента России Б.Н. Ельцина. Только он один, ни с кем не советуясь и не считаясь, мог возвысить любого государственного чиновника. Только он в силу принадлежавшей ему абсолютной власти в стране мог отправить его в отставку, повинуясь собственным представлениям о целесообразности.

Можно принимать эти правила игры или сокрушаться по поводу их несовершенства, но при такой системе управления любой из государственных чиновников работает и живет по правилам жесткой командной игры, подразумевающей, что забивание мячей в свои ворота — это глупость, достойная, в лучшем случае, бесславной отправки на пенсию» [269].

Так случилось и с политическим долгожителем ельцинской эпохи — Черномырдиным. «Весной 98-го года я принял окончательное решение: во главе правительства должен стоять другой человек. С Виктором Степановичем надо расставаться, — напишет позже Борис Николаевич и объяснит: — Главная сила Черномырдина — его уникальная способность к компромиссам.