Пути зла - [113]

Цзян. Гаскойн?!

Бейкер. Его, конечно, не приглашали. Но он внезапно появился в комнате, где мы собрались. Держался холодно и надменно. Сказал, что располагает кое-какими фактами… Сначала мы хотели выставить его. Но, наверное, всем нам было очень любопытно узнать, что же он намерен рассказать; у нас уже сложилось определенное представление о случившемся, а он мог добавить недостающие звенья. Итак, он уселся по одну сторону стола, представляете, уселся напротив нас и протягивает нам фотографии. Впрочем, нет, не протягивает – разбрасывает их по столу перед нами. Цветные фотографии очень высокого качества. Однако ни один из нас не мог понять, что же это, собственно, такое. Поэтому мы в конце концов спросили самого Тобеса. И он объяснил: «Это фотографии моего заднего прохода. Я сделал их сам. Как видите, меня изнасиловали через анальное отверстие. Если сомневаетесь, посмотрите». Он спустил штаны. Повернулся. И наклонился. (Долгая пауза.) Так вот… В общем, мы увидели то, о чем он говорил. И более того: у нас в руках была пачка этих фотографий, черт побери!.. Он заявил, что его изнасиловал Джоэл Хаген, а все слухи, порочащие его, Гаскойна, распространял сам Хаген, чтобы скрыть свои собственные порочные наклонности, – так и сказал – «порочные наклонности». Если же Хаген-старший будет настаивать на возбуждении дела, он подаст встречный иск с требованием возместить ему ущерб в один миллион долларов. Хагена прямо-таки трясло от злости. Ясно было, что он вот-вот взорвется. Так и случилось – в каком-то смысле… Он сыпал проклятиями, возмущался, угрожал… Тобес молча дождался, когда он успокоится. Потом сказал: «Минуточку, я знаю отличный выход из ситуации. Я хочу бросить школу и уехать. Уеду тихо-мирно, если вы забудете об этой идиотской истории и если потеряете мое школьное досье. Не хочу, чтобы дурацкие учительские выдумки омрачали мое существование, понятно? Хочу начать с нуля. И ответ желаю получить немедленно».

Цзян. И он его получил?

Бейкер. Да. Мы все были уверены, что Хаген снова взбесится. Но он сдержался. Довольно долго молчал, обдумывал все возможные варианты. Потом повернулся к Лейку и спросил: «Вы можете потерять досье этого юного мерзавца?» И Лейк не задумываясь ответил: «Да».

Цзян. И что вы почувствовали, услышав это?

Бейкер. Облегчение.

Цзян. Простите?

Бейкер. К тому времени все мы знали, что школу собираются закрывать, так как готовились новые программы. Ни один из нас, опытных преподавателей, не собирался возвращаться после этого на службу. И ни один из нас не жаждал провести остаток своей жизни в зале судебных заседаний, выступая в качестве свидетеля по этому безнадежному делу. Я думаю, мы уступили бы любым требованиям Тобеса. Так что утрата нескольких отчетов казалась нам дешевой ценой. Мы с Лейком вместе сожгли эти бумаги в ту же ночь на пустыре. (Долгая пауза.) С тех пор я потерял покой. Ведь кто-то изнасиловал этого мальчика. Кто-то сделал это.

Цзян. Мистер Бейкер… как вы считаете – способен ли был Тобес в то время совершить убийство?

Бейкер. (долгая пауза). Да.

(Конец записи.)

Диана сама не знала, что побудило ее задать этот вопрос. Но когда Бейкер провожал ее до дверей (при этом у нее создалось впечатление, что он в первый раз за долгие годы покинул свою комнату), она спросила:

– А вам что-нибудь нравилось в Тобесе? Было в нем хоть что-нибудь хорошее?

Бейкер задумался.

– Музыка… Жаль, что он не продолжил занятий музыкой. Он мог бы добиться успеха.

– Он на чем-нибудь играл?

– Нет, только слушал. Пользовался малейшей возможностью. У него были наушники, знаете? Ни разу не видел его без них. Иногда приходилось отчитывать его на уроке за эти наушники, которые он ни за что не хотел снимать.

– А что он слушал чаще всего?

– В основном Вагнера. Всегда одну и ту же вещь.

– Какую именно? – спросила Диана с беспокойством.

Бейкер пожал плечами:

– Я не поклонник Вагнера. Кто-то говорил мне однажды, да я забыл.

– Не эта ли?

Диана напела кое-что из того, что ей удалось запомнить после посещения Тобеса. Фальшивила она при этом ужасно. Бейкер слушал, насупив брови. Наконец сказал:

– Может быть, и это. Там все так тяжело и мрачно: да-дам, да-да… да… да… да… да… ДАХ (у него получилось гораздо лучше, чем у Дианы). Похоже. Да, пожалуй, похоже.

Плоховато она знает классическую музыку… Диана снова вытащила из сумочки диктофон и проговорила: «Заняться Вагнером».

Она уже собиралась распрощаться, но вдруг решилась – выстрелила наугад и попала в яблочко.

– Отец Тобеса… что с ним случилось?

– С кем, с Терри?

– Да. Он был пьяницей, так?

– И заядлым курильщиком, и вором, если слухи о воровстве были справедливы. – Бейкер громко расхохотался. – Я бы сказал так… – проговорил он, с трудом переводя дыхание. – В общем, его посадили под замок, а ключ выбросили.

«28 сентября.

Уважаемый мистер Херси!

Я даже не знаю, зачем пишу вам. Скорее всего, прочитав одну-две страницы, вы выбросите мое письмо в корзину для мусора. Может, и к лучшему, если так поступите.

Надеюсь, вы меня помните (Тобес Гаскойн). Вы обращались со мной по-человечески, все приняли во внимание. Хотел бы обратиться к другому человеку в полиции. Так и сделал бы, если бы мог. Но других копов, кроме вашего напарника, не знаю, а он мне несимпатичен.