Пути восхождения - [16]

Если все члены семьи Николая Константиновича чувствовали себя странниками, то, оказавшись в России, Юрий Николаевич, конечно, почувствовал себя путником, возвратившимся домой. Мне очень запомнились его слова, сказанные им о судьбах России: «Ни одна капля крови, пролитая в революцию или в последнюю войну, не должна быть напрасно пролитой кровью. За это мы все в ответе».

— У Юрия Николаевича, вероятно, было сильно развито чувство ответственности?

— Безусловно. За все содеянное человек должен отвечать, и если он будет об этом знать заранее, то меньше будет необдуманных действий. Грешить для того, чтобы каяться, и каяться для того, чтобы спасаться, — это Юрий Николаевич считал недостойным человека. Если ты совершил ошибку, подумай, как ее исправить, но от твоего покаяния никому легче не станет. И он считал «отпущение грехов» смертным грехом религии.

— Кстати, как относился вообще к религии сам Юрий Николаевич? Мне приходилось слышать о его приверженности к буддизму. Насколько это отвечало действительности?

— Религиозные предрассудки и церковная обрядность Юрию Николаевичу, как и всем членам семьи Рерихов, были чужды. Он уважал чужие убеждения и те нравственные положения религии, которые соотносятся с общечеловеческими положениями о морали: выработанные веками, они крепко вошли в сознание человека. Например, в Индии религия до сих пор играет подавляющую роль в становлении нравственности, и уважение к ней традиционно. Однако это не означало принадлежности или особой симпатии со стороны Юрия Николаевича к каким-либо церковным институтам. Будучи историком культуры, изучая историю религий, Юрий Николаевич придерживался научного мировоззрения, отличительной чертой которого было самое широкое допущение всего нового. Отрицание и узость, где бы они ни проявлялись — в науке или в религии, — были ему абсолютно несвойственны.

— Павел Федорович, в начале беседы вы упомянули о неожиданных для Юрия Николаевича увлечениях. Не могли бы вы назвать хотя бы некоторые из них?

— Неожиданными они, конечно, были скорее для нас, чем для него самого. Например, нам было бы очень непривычно ожидать от ученого-востоковеда подлинного интереса к военному делу. Между тем Юрий Николаевич серьезно изучал воинское дело на протяжении всей своей жизни. Среди книг его библиотеки были специальные труды о современных методах ведения войны. И интерес этот, что называется, был «врожденным». Как-то в одном из писем ко мне Николай Константинович сообщил о том, что ему попал в руки сельскохозяйственный журнал со статьей агронома Шаховского. Он попросил меня узнать, не Яков ли это Михайлович из Пскова, муж тетки Елены Ивановны, с которым они потеряли связь после революции. Я съездил в Печеры, где проживал указанный Шаховской, и установил, что Шаховские являются близкими родственниками Рерихов. Тогда-то Яков Михайлович и рассказал мне, что один из сыновей Рериха так увлекался в детстве военными, что не иначе как сделал военную карьеру. На это я ответил, что один из сыновей Николая Константиновича — ученый, а другой — художник и оба они ни малейшего интереса к военному делу не имеют. Однако когда я сообщил Николаю Константиновичу о своем разговоре с Шаховским, он ответил мне, что действительно Юрий Николаевич с детства интересовался всем, что касается воинского дела. Позднее я узнал, что в Париже он окончил специальную Офицерскую школу, что во время азийских экспедиций он организовывал их военную охрану по всем правилам и что он до сих пор следит за всеми новинками тактики и стратегии воинского дела. Таким образом, когда в начале Отечественной войны Юрий Николаевич подал заявление на имя нашего посла в Лондоне И. М. Майского о готовности вступить добровольцем в ряды Красной Армии, он имел соответствующую подготовку и двигало им не одно только патриотическое чувство. Мне не раз приходилось говорить с Юрием Николаевичем об опасности новой войны. В эту возможность он не хотел верить, но не исключал такого безумия со стороны врагов Советского Союза. Юрий Николаевич был истинный патриот своей Родины. «Молодежь должна быть ко всему готова», — говорил он.

— Юрий Николаевич получил большую известность как лингвист-востоковед. Не могли бы вы рассказать, что он сделал в данной области и каков был его путь ученого?

— Путь его был весьма прямолинеен и в то же время достаточно широк. Юрий Николаевич отнюдь не относился к узким специалистам, избравшим одну часть обширной науки востокознания. Он являлся скорее энциклопедистом в области истории культуры большого региона, охватывающего на севере Сибирь, на юге Индию, на востоке Японские острова и на западе Балканы и Египет. Еще будучи гимназистом, он занимался у известного русского египтолога Б. А. Тураева и у монголоведа А. Д. Руднева. В Лондоне он поступает в индо-иранскую школу восточных языков при Лондонском университете, где получает звание бакалавра индийской филологии. Свое образование Юрий Николаевич завершает во Франции, где совершенствуется в санскрите, тибетском и монгольском языках, слушает курсы китайского и персидского языков. Среди его учителей были всемирно известные востоковеды Д. Росса, Ч. Ланман, С. Леви, А. Масперо, В. Минорский и другие. Юрий Николаевич поражал широтой своих историко-культурных интересов, которые получили дальнейшее развитие и благодатную почву для применения в экспедициях, предпринятых в Азии его отцом. Юрий Николаевич в совершенстве владел русским, английским, французским, немецким, греческим, латинским, тибетским, монгольским, санскритским, пали, хинди, иранским языками, знал китайский, испанский, итальянский и многие другие языки и местные наречия. Ему были доступны любые первоисточники, так же как и разговорный язык в живом общении с аборигенами исследуемых стран.