Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - [9]
Критика «Краткого курса истории ВКП(б)» после XX съезда партии повлияла на оценки народничества. В передовой статье журнала «Вопросы истории» признавалось, что многие социал-демократы начинали свою деятельность как народники, и выражалось сожаление, что историки игнорируют революционное значение деятельности народников 1870-1880-х годов, не показывают преемственность в развитии революционного движения, забывая о работах Ленина[34]. Вскоре была напечатана статья П. С. Ткаченко «О некоторых вопросах истории народничества»[35], призывавшего вернуться к изучению народнического движения, учитывая традиции 1920-х годов и новые открывшиеся возможности для исследователей. В результате «оттепели» в конце 1950-х – начале 1960-х последовал целый ряд статей и монографий по истории народничества, включая работы Б.С.Итенберга, Б.П. Козьмина, Ш.М. Левина, В.Ф. Антонова, М.Г. Седова и др. Н.А. Троицкий, внесший значительный вклад в изучение народничества, писал: «Разумеется, не все исследователи сразу отказались от установок „Краткого курса“ по отношению к народничеству. Понадобились дискуссии о народничестве, которые и последовали, частые и жаркие, с 1957 года: в Институте истории Академии наук СССР (1957, 1959, 1963, 1966 г.), в журналах „Вопросы литературы“ (1960 г.), „История СССР“ (1961-1963 г.)»[36]
Эпоха «оттепели» снова вернула народников в историю, что проявилось не только в исследовательском интересе, но и определенной романтизации народнического движения советской интеллигенцией в поисках подлинных героев и «подлинного» социализма. Но несмотря на интенсивное исследование очень многих вопросов, вызывавших, как правило, горячие споры (например, считать ли 1860-е и 1870-е годы единым этапом революционно-народнической идеологии, соединять народников с Герценом и Чернышевским), продолжали больше говорить о слабостях и недостатках народнического движения[37]. В 1970-х – начале 1980-х годов в связи с политическим «похолоданием» исследование истории народничества вновь стало ограничиваться. H.A. Троицкий, продолжавший писать о народниках в этот период[38], отмечал: «Издательства неохотно принимали к печати литературу по народнической тематике, причем требовали даже изымать самый термин „народничество“ из названий книг, заменяя „народников“ „разночинцами“, „революционными демократами“ и просто „революционерами“»[39]. В очередной раз народники были «реабилитированы» в эпоху перестройки, но вскоре заслонены более острыми вопросами советского прошлого, и так и остались на периферии исследовательских и общественных интересов.
В западной историографии, особенно в период холодной войны, образ революционера-народника нередко складывался под влиянием «Катехизиса революционера» Нечаева или романа Достоевского «Бесы», хотя и сами народники внесли значительный вклад в формирование героического образа революционера как человека, отказавшегося от семьи, всецело посвятившего себя делу освобождения народа, сделавшего революционную идеологию своей религией. Стремление вписать народников в историю революционного движения в России (или временами наоборот – исключить из этой истории) приводило к укреплению стереотипов или жесткой классификации, в которой каждой народнической организации или течению было отведено свое место. Мы не претендуем на создание новой концепции народничества, но хотим предложить к обсуждению ряд вопросов, которые, как нам кажется, нуждаются в переосмыслении. Популизм как современная политическая реальность, быстро распространившийся в последние годы в Европе и Америке (заметим, что народничество переводится как Populism, и это создает дополнительные семантические сложности), вновь делает обращение к наследию народничества актуальным, ставя вопрос о влиянии и устойчивости определенных идеологий.
«Ни лавристы, ни бакунисты, а шли самостоятельным путем»: философские влияния и мировоззренческие поиски
В истории изучения народничества в целом и особенно в западной историографии проявилась отчетливая тенденция, обусловленная как политической ситуацией, так и корпусом мемуарно-автобиографического письма, – сведение народничества к терроризму и деятельности «Народной воли» (хотя это был, безусловно, яркий и значительный эпизод в истории народничества, повлиявший на политические оценки народников и получивший продолжение в деятельности партии эсеров в начале XX века, но не сводимый к народничеству в целом) с упоминанием о наивном и провалившемся «хождении в народ».
Эта тенденция во многом сохраняется до настоящего времени, несмотря на существование значительного количества исследований народничества[40]. Сведение народничества как движения (теории и практики) к терроризму[41] исключает из него многообразие идей и представлений о возможных путях преобразования российского общества, идеологические поиски и различные стратегии действия. Нам близка позиция А. Валицки, определявшего народничество как очень широкое, идеологически неоднородное внутри движение, которое следует понимать не как особое течение в революционной мысли, а как динамичную идеологическую структуру, внутри которой было возможно существование различных ПОЗИЦИЙ
