Пути-перепутья - [21]

- Пойдем туда,- ликовала Лена, увлекая Бото за собой, но не успели они дойти до верфи, как стук топора смолк и звон колокола возвестил конец работы. Тогда шагов за сто до верфи они свернули на тропинку, которая наискось пересекала луг и подводила к сосновому леску. Красноватые стволы сосен румяно отсвечивали в лучах заходящего солнца, а над кронами плыл голубоватый туман.

- Я хотел бы преподнести тебе красивый букет,- сказал Бото и взял ее за руку.- Но луг пустой - только трава и ни единого цветочка. Ни единого.

- Ты не прав. Цветов полным-полно. Ты просто их не видишь, потому что ты чересчур разборчив.

- Если я и разборчив, то лишь ради тебя.

- Не оправдывайся, не оправдывайся. Посмотришь, сколько найду я.

Она наклонилась и начала шарить в траве, приговаривая:

- Гляди-ка, вот… и еще… и еще… Да их здесь больше, чем в Дёрровом саду. Надо только глаза открыть пошире.

Тут она принялась проворно рвать цветы, прихватывая попутно траву и сорняки, и через несколько минут в руках у нее был огромный букет, где хорошие цветы смешались со всякой всячиной. За этим занятием они незаметно вышли к давно уже пустующей рыбацкой хижине, возле которой на усыпанном шишками песке (лес подступал к хижине вплотную) лежала перевернутая лодка.

- Как кстати,- сказал Бото,- на нее мы и сядем. Ты, должно быть, устала. А сейчас давай посмотрим, чего ты там насобирала. Ты, верно, этого и сама толком не знаешь, а потому роль ботаника придется играть мне. А ну, давай сюда. Вот это куриная слепота, а это мышиное ушко, его еще называют ложной незабудкой. Ложной, усвоила? А это, с зубчатыми листочками, это Taraxacum, наш старый добрый лютик, французы готовят из него салат. По мне, пожалуйста, пусть готовят. Но то, что годится в салат, не совсем подходит для букета.

- А ну-ка дай сюда,- рассмеялась Лена.-Твои глаза ничего не видят, потому что любви к этому нет. Где есть любовь, там есть и глаз. Сперва ты заявил, что на этом лугу вообще не растут цветы, а теперь, когда цветы перед твоим носом, ты утверждаешь, что они не настоящие. А они вполне настоящие и вдобавок очень хорошие. Иначе, чего ради мы спорили, что я наберу отличный букет?

- Любопытно посмотреть, какие ты будешь отбирать для букета.

- Только те, которые ты одобришь. А теперь за дело. Итак, вот незабудка, никакое не мышиное ушко, не ложная незабудка, а самая что ни на есть настоящая. Берем?

- Да.

- А это - вероника, маленький нежный цветок. Его ведь ты не отвергнешь? Впрочем, не стоит и спрашивать. А этот большой, красно-коричневый, это же чертогрыз, как для тебя вырос, по заказу. Смейся, смейся. А вот,- и она протянула руку к желтым венчикам, что расцвели прямо на песке,- а вот иммортели.

- Иммортели,- повторил Бото,- это ведь слабость госпожи Нимпч. Эти мы возьмем наверняка, без этих букета не будет. А теперь свяжи все вместе.

- Хорошо. Только чем? Погоди, может, найдем камыш.

- Так долго ждать я не желаю. Да и не устроит меня камыш, он слишком толстый и грубый. Я хочу чего-нибудь потоньше. Слушай, Лена, у тебя такие красивые длинные волосы. Вырви-ка один волосок и перевяжи букет.

- Нет,- решительно ответила она.

- Нет? Почему нет?

- Есть поговорка: «Волос вяжет». Если я перевяжу букет волосом, я и тебя свяжу.

- Но это же предрассудок. Уверен, это слова госпожи Дёрр.

- Нет, это слова моей матери. А все, что она ни говорила мне, с самого моего детства, всегда оказывалось правдой, хоть и походило на предрассудок.

- Будь по-твоему. Спорить не стану. Но иной перевязи для букета я не желаю. Неужто ты из чистого упрямства откажешь мне?

Она взглянула на Бото, выдернула у себя волосок и промолвила:

- Ты сам этого хотел. Вот тебе мой волос. Теперь ты связан.

Он попробовал рассмеяться, но ему невольно передалась серьезность, с какой она вела разговор и особенно произнесла последние слова.

- Становится свежо,- сказал он после некоторого молчания.- Хорошо, что хозяин догадался принести нам плед. А теперь пошли.

Они снова вернулись к тому месту, где оставили лодку, и поспешили переправиться через реку.

Лишь с реки они разглядели, как живописно расположена гостиница, к которой их приближал каждый взмах весел. На решетчатом каркасе приземистого дома маскарадной шапкой сидела высокая камышовая крыша. По фасаду одно за другим засветились все четыре окна. В это же мгновение на веранду вынесли свечи, и сквозь ветви старого вяза, напоминавшие в темноте диковинную решетку, на воду упали короткие и длинные полосы света.

Оба молчали. Но каждый думал о своем счастье и о том, как долго им еще суждено этим счастьем наслаждаться.

Глава двенадцатая

Пока они пристали к берегу, уже почти стемнело.

- Давай сядем за этот стол,- сказал Бото, когда они поднялись на веранду.- Здесь не дует, я закажу для тебя стакан грога или глинтвейна. Хорошо? Я вижу, ты озябла.

Он еще многое ей предлагал, но Лена просила разрешения удалиться в свою комнату, где немного погодя он застанет ее в добром здравии. Просто она устала, и, чтобы все прошло, ей ничего не нужно, кроме покоя.

Затем Лена поднялась в приготовленную для них мансарду, сопровождаемая хозяйкой, которая терялась в догадках относительно Лениного самочувствия и потому не преминула спросить, что это с ней такое, но, не дождавшись ответа, продолжала, что, мол, у молодых женщин такое бывает, она знает это из собственного опыта, покуда она не родила своего первенького (теперь-то их у нее четверо, даже можно сказать - пятеро, только средненький-то явился на свет раньше срока, да тут же и помер), у ней тоже бывали такие приступы. Как накатит, как накатит, хоть ложись да помирай, но ежели выпить чашечку мятного чаю, только чтоб мята была лекарственная, все как рукой снимет, и опять себя чувствуешь, словно рыба в воде, и станешь такая бодрая, и веселая, и даже ласковая. «Да, да, милостивая сударыня, когда у тебя уже четверо по лавкам пищат, а пятого, ангелочка-то, я даже и не считаю…»