Пути-перепутья - [20]

Поездку назначили на ближайшую пятницу.

Вечерним гёрлицким поездом они поехали к «Ханкелеву складу», где собирались переночевать, а затем в тишине и уединении провести субботу. Поезд состоял всего из нескольких вагонов, да и те были полупустые, так что Лена и Бото оказались в купе одни. В соседнем шел оживленный разговор, из которого можно было понять, что пассажиры там сидят дальние, стало быть, не попутчики и в «Складе» не выйдут.

Лена была счастлива, дала Бото руку, а сама молча глядела в окно на проносившиеся мимо леса и поля. Потом она спросила:

- А как отнесется госпожа Дёрр к тому, что мы не взяли ее с собой?

- Она даже и не узнает ничего.

- Мама непременно проговорится.

- Коли так, дело худо, но иначе мы поступить не могли. Видишь ли, на лугу, в тот раз - это еще куда ни шло, поскольку там не было никого, кроме нас. Но в «Складе», как ни безлюдно, но, уж верно, есть хозяин и хозяйка, а может, еще и кельнер-берлинец в придачу. Не выношу таких кельнеров, которые вечно ухмыляются про себя или по меньшей мере прячут улыбку, это портит мне все удовольствие. Госпоже Дёрр цены нет, когда она сидит возле твоей матери или учит старого Дёрра уму-разуму, но только не на людях. На людях она заставит нас краснеть.

Часов около пяти поезд остановился на опушке леса… Действительно, никто, кроме них, из поезда не вышел, и оба, не торопясь, с удовольствием, побрели к маленькой гостинице, расположенной в десяти минутах ходьбы от станции, на самом берегу Шпрее. «Заведение», как оно именовалось на перекошенном указателе, было поначалу заурядным рыбацким домиком, но постепенно, скорее благодаря при-, нежели перестройкам, превратилось в настоящую гостиницу, причем вид на Шпрее с лихвой восполнял все изъяны и недостатки, если даже допустить, что таковые имелись, и служил главной причиной той поистине блестящей репутации, которой пользовалось это место среди немногочисленных посвященных. Лена тотчас почувствовала себя здесь совершенно как дома и уселась на пристроенной деревянной веранде, половина которой была осенена ветвями старого вяза, росшего между домом и берегом.

- Здесь мы и останемся,- сказала она.- Смотри, вон лодки, две… три… а там, повыше, целая флотилия. Хорошо, что мы приехали сюда. Глянь-ка, как они суетятся там на лодке и отталкиваются веслами. Бото, любимый, как здесь чудесно и как я тебе за все благодарна!

Бото от души радовался, видя Лену такой счастливой. Присущая ей резкость, почти суровость, внезапно исчезла, сменясь непривычной мягкостью, и эта перемена была в первую очередь благотворна для нее самой.

Немного спустя появился хозяин, принявший «заведение» от отца и деда, и осведомился, - намерены ли они остаться, а услыхав утвердительный ответ на последний вопрос посоветовал им не мешкать с выбором комнаты, которых у него сколько угодно, но, пожалуй, лучше всех одна на мансарде. Она хоть и низковата, но очень просторная и с видом на Шпрее - до самых Мюггельских гор.

Получив согласие гостей, хозяин удалился, чтобы сделать необходимые приготовления, а Бото и Лена снова остались одни и в полной мере наслаждались своим одиночеством. На поникших ветвях вяза покачивался зяблик, обитавший в соседних кустах, носились взад-вперед ласточки, и, наконец, черная наседка в сопровождении длинного ряда утят величественно проследовала мимо веранды и повела их по далеко заходящим в воду мосткам. На середине мостков она остановилась, а утята попрыгали в воду и поплыли.

Лена следила за всем с неослабным вниманием.

- Смотри, Бото, как вода проступает между бревнами. Но правду сказать, ее занимали не бревна и не вода, а две лодки, причаленные к мосткам. Она и так на них поглядывала и эдак, задавала всевозможные вопросы, делала всевозможные намеки, но, видя, что Бото остается глух ко всем намекам и ничего не желает понимать, заговорила более откровенно и напрямик сказала, что не прочь бы покататься на лодке.

- Нет, вы, женщины, неисправимы. Неисправимо легкомысленны. Припомни второй день пасхи. Ты едва…

- …едва не утонула? Помню. Но это одна сторона дела. А вот и другая: в тот же день состоялось мое знакомство с очень интересным молодым человеком, которого ты, верно, помнишь. Его звали Бото… Не станешь же ты утверждать, что второй день пасхи был для тебя несчастливым? Если да, значит, я любезнее, чем ты.

- Гм-гм… А грести-то ты умеешь?

- Разумеется. И грести, и править, и поставить парус. Из-за того, что я чуть не утонула, ты уже ни в грош не ставишь меня и мое искусство. А виноват был мальчик, да и утонуть в конце концов может каждый.

Спустясь с веранды, она прошла по тропинке, прямо к тем двум лодкам. Паруса у них были скатаны, но на каждой мачте развевался вымпел с вышитым названием.

- Ну, какую возьмем? - спросил Бото.- «Форель» или «Надежду»?

- Разумеется, форель. Что у нас общего с надеждой?

Бото, конечно, понял, что Лена говорит так, чтобы уколоть его всей силой тонкости и возвышенности чувств, он знал, что она никогда не отказывала себе в удовольствии пустить шпильку. Но Бото не стал пенять, он промолчал и помог Лене сесть в лодку. Потом он и сам прыгнул за ней. Когда он уже отвязывал лодку, пришел хозяин, принес жакетку и плед, потому что после захода солнца станет холодно. Оба поблагодарили и вскоре уже были на середине реки, чье русло, сильно суженное в этом месте островками и песчаными косами, едва ли составляло триста шагов в ширину. Лена изредка взмахивала веслами, но и этих ленивых взмахов было достаточно, чтобы через несколько минут подогнать лодку к поросшему густой травой лужку, который, очевидно, служил верфью - там невдалеке мастерили новую лодку, а также конопатили и смолили старые, уже давшие течь.