Пути изменения диалектных систем предударного вокализма - [3]
При определении системы предударного вокализма и квалификации гласных, отступающих от нее, в работе обязательно учитываются два положения: сильное — перед твердыми и слабое — перед мягкими согласными (название положений как «сильное» и «слабое» здесь применено условно, так как рассматриваются положения безударных слогов). Гласные обоих положений составляют органическое единство системы предударного вокализма, и часто из комплекса процессов и причин, приводящих к изменению системы, решающим является частичное неразличение гласных (т. е. неразличение ⟨о⟩ и ⟨е⟩ по происхождению *е и *е̌) перед мягкими согласными и характер гласного, в котором они совпали в этом положении.
Для сравнения приводятся два типа систем преударного вокализма говоров, сохраняющих различение гласных в 1‑м предударном слоге.
Первый — владимирско-поволжского типа, хотя находится в Новгородской области — деревня Взгляды, обследованная в 1980 г. Н. Н. Пшеничновой. Деревня находится на границе окающих и акающих говоров.
Говор Взглядов — окающий. Система гласных после мягких согласных представляет различение в соответствии фонемам ⟨о⟩ — ⟨е⟩ — ⟨а⟩ (говор имеет пять гласных фонем) перед твердыми: [о] — [е] — [а], перед мягкими: [е] — [е] — [а].
Вот как это представлено в материале: трʼопа́тʼ, дʼирʼова́, клʼона́, зʼорна́, трʼоста́, пънʼосла́, съ смʼота́(ной), сʼвʼокла́, сʼостра́, сʼола́, вʼосно́й, хлʼоба́тʼ, јоло́ва, тʼопло́, брʼовно́, сʼово́нʼнʼи, свʼокро́фка, прʼивʼозу́, убʼору, прʼивʼозу́т, сʼвʼоду́т, нʼипонʼосу́, јому́, тʼолу́ха, јожы́, плʼоту́хой, вʼорсты́ (а также: лʼозну́л, пънʼосли́, ф кътʼолкʼи́, лʼогу́шы, сʼимʼона́) — всегда в соответствии ⟨о⟩ в предударном — [о], кроме: ни вʼеду́, свʼекла́, пънʼесла́.
В соответствии фонемы ⟨е⟩ из *е̌: бʼогут, прʼибʼогут ([о], видимо, здесь аналогического характера: как печь — пʼоку́т стало и бечь — бʼогу́т, кроме того имеется форма убо̌г), дʼова́йтʼи;
убрʼеза́тʼ, утпʼева́тʼ, дʼела́м, слʼепа́ја, двʼена́ццътʼ, рʼеко́йʼ, гнʼездо́, пʼесо́к, бʼего́м, слʼеды́, твʼеты́; дʼе>ала́, твʼата́м, маʼсто́в, сслʼе>апо́й, дʼе>афчʼо́нка, пʼасо́к, дʼафчʼу́шкʼи, слʼе>апу́ју.
В соответствии ⟨е⟩ из *е: нʼе зна́ју, нʼе спа́ла, нʼе ста́ф, нʼе пра́вда, сʼерпа́м, пʼисʼемца́, нʼе хва́стай, неʼ хо́чим, нʼе фсы́плʼиш; нʼакла́динай, нʼа зна́йим, нʼе>ахо́да, нʼе>амо́жим, нʼа по́мнʼа, нʼа мо́жъ>омнʼе>ахо́лъднъ, бʼаз гво́здʼа, нʼа бу́дʼа, што нʼе>абу́тʼ, нʼе>алы́жы.
Перед сочетанием твердого и мягкого согласных и перед мягкими согласными приведен большой материал, в котором в соответствии фонемам ⟨о⟩ и ⟨е⟩ из *е и *е̌ почти не встретилось примеров с предударным [и], а только с [е] и реже со звуком типа [ӓ]: је>ају́, нʼе>алʼу́бʼа, сʼмʼaју́сʼа, прʼивʼалʼи́, лʼатʼи́т, нʼавʼи́жу, тʼе>абʼи́-ка, лʼе>атʼи́т, сам пъ сʼе>абʼи́, нъвʼасʼтʼи́тʼ, к сʼе>абʼи́, бʼе>арʼи́, вʼе>азʼдʼи́, вʼазʼдʼи́, сʼабʼи́, нътʼе>арʼе́тʼ, бʼе>азʼдʼе́нʼик, нʼе>адʼе́лʼу, нълʼе>атʼе́фша, нʼе>авʼе́ска, нъ нʼе>адʼе́лʼу, прʼивʼе>азʼо́н, вʼарʼо́фкъй, жырʼабʼо́нъчык, рʼе>авʼо́т, вʼе>асʼтʼи́, вʼарʼтʼе́тʼ, нʼавʼе́стка, бʼасʼе́дъватʼ, дʼе>анʼо́к, дʼе>атʼе́й, дʼарʼе́внʼи, вʼарʼхо́м, бʼе>арʼо́сту, бʼе>арʼо́стъй, бʼарʼо́зы, сʼмʼайа́ццъ, удʼе>айа́лъ, сʼмʼе>айа́цца, дʼе>анʼга́м, блʼайо́т, дʼе>асʼа́тку, сʼе>амʼйа́, тʼе>абʼа́.
Гласный [е] отмечен: на месте *е̌: ввʼедрʼе́, въ хлʼевʼи́, рʼекʼи́, дʼетʼе́й, мʼерʼе́шшытца, учытʼелʼа́, плʼемʼа́нʼнʼику, тʼерʼа́йит, нъвʼесʼтʼи́тʼ, вʼезʼдʼи́, пълʼепʼи́ла, грʼехʼи́, лʼетʼи́т, сʼвʼетʼе́ц, нʼи пръвʼерʼа́ла, пъ сʼенʼа́м, пъ сʼена́м. На месте *е, *ь: йейу́, к сʼемʼи́м, сʼвʼедʼи, тʼемнʼе́тʼ, пʼирʼейтʼи́тʼ, крʼесʼтʼи́лʼи, тʼелʼе́гу, зʼелʼе́зный, мʼедʼвʼе́тʼ, нʼе сʼмʼе́й, бʼесʼе́дъим, бʼесʼе́да, пʼенʼо́к, пъсʼтʼелʼу́, бʼирʼезнʼу́к, пъвʼелʼи́, тʼебʼи́-ка, сʼтʼирʼегʼи́тʼе, пъвʼезʼлʼи́, бʼерʼи́, нʼе вʼи́жу, клʼенʼи́ны, чʼерʼьс нʼедʼе́лʼу, нʼевʼе́сты, нʼе вʼе́ду, убдʼерʼо́ш, нъ бʼерʼо́зу, сʼерʼо́тку, нʼи пʼирʼеймʼо́т, дʼирʼевʼе́нʼскъй, нʼе йе́зʼдʼим, нʼето́ртъйа, пʼирʼенʼе́сʼтʼ, испʼекʼо́ш, нъ вʼерʼо́х, въскрʼесʼе́нʼйа, нʼесʼо́ш, вʼесʼе́лʼйе, дʼирʼевʼа́нный, бʼирʼезʼнʼа́к, уптʼекʼо́, тʼелʼа́тъм, нʼелʼзʼа́, сʼвʼерʼха́, дъ чытвʼерʼга́, прʼинʼесʼо́м, лʼепʼо́шка, нъ вʼерʼо́х, дʼерʼе́внʼи, нъбʼерʼе́ш, йелʼна́к, дʼерʼа́га, гъсʼенʼа́ты, тʼелʼа́ты, кътʼенʼа́ты, жырʼебʼа́ткʼи, интʼерʼе́снъ, тʼилʼевʼи́зʼьр. Но: сʼмијо́цца, нʼи мʼинʼа́ли, лʼе>ипʼи́т; мʼинʼа́, бʼиз мʼинʼа́, умʼинʼа́.
В соответствии фонеме ⟨а⟩: дʼивʼатна́ццътъвъ, убʼаза́тʼьлʼно, понʼала́, пʼатна́ццътʼ, два йайца́, йагнʼа́ты, пʼатно́, дʼивʼано́стъ, грʼазно́йа, тресʼнаго́м, йайцо́въйа, кʼипʼато́к, мʼакко́й, прʼамо́й, стрʼапу́ха, нʼи трʼасу́, зъпрʼагу́т, зътрʼасу́цца, йазы́к, рʼабы́йи, плʼаса́лʼи, йамшчы́к, пʼатна́ццът; зъ пъсʼтʼакʼи́, йаи́чкъ, ф сʼинʼтʼабрʼи́, глʼадʼи́м, трʼасʼи́, пʼатʼи́, сʼинʼакʼи, рʼабʼи́на, мʼатʼи́на, лʼадʼи́на, зʼатʼи́, шурʼйаки́, пъглʼадʼе́тʼ, спрʼадʼо́м, трʼасʼо́ш, пʼатʼо́рка, вʼазʼба́, зʼатʼйа́ и др.
Таким образом, данный говор повторяет особенность отдельных говоров Владимирско-Поволжской группы произносить гласные типа [ӓ] вместо [е] в соответствии фонеме ⟨е⟩. Эта особенность слабо реализовалась во владимирских говорах, выступая по материалам не в каждом говоре, а в тех говорах, где отмечалась, представлена единичными примерами
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Так как же рождаются слова? И как создать такое слово, которое бы обрело свою собственную и, возможно, очень долгую жизнь, чтобы оставить свой след в истории нашего языка? На этот вопрос читатель найдёт ответ, если отправится в настоящее исследовательское путешествие по бескрайнему морю русских слов, которое наглядно покажет, как наши предки разными способами сложения старых слов и их образов создавали новые слова русского языка, древнее и богаче которого нет на земле.
Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.
Содержание этой книги напоминает игру с огнём. По крайней мере, с обывательской точки зрения это, скорее всего, будет выглядеть так, потому что многое из того, о чём вы узнаете, прилично выделяется на фоне принятого и самого простого языкового подхода к разделению на «правильное» и «неправильное». Эта книга не для борцов за чистоту языка и тем более не для граммар-наци. Потому что и те, и другие так или иначе подвержены вспышкам языкового высокомерия. Я убеждена, что любовь к языку кроется не в искреннем желании бороться с ошибками.
Литературная деятельность Владимира Набокова продолжалась свыше полувека на трех языках и двух континентах. В книге исследователя и переводчика Набокова Андрея Бабикова на основе обширного архивного материала рассматриваются все основные составляющие многообразного литературного багажа писателя в их неразрывной связи: поэзия, театр и кинематограф, русская и английская проза, мемуары, автоперевод, лекции, критические статьи и рецензии, эпистолярий. Значительное внимание в «Прочтении Набокова» уделено таким малоизученным сторонам набоковской творческой биографии как его эмигрантское и американское окружение, участие в литературных объединениях, подготовка рукописей к печати и вопросы текстологии, поздние стилистические новшества, начальные редакции и последующие трансформации замыслов «Камеры обскура», «Дара» и «Лолиты».
Наталья Громова – прозаик, историк литературы 1920-х – 1950-х гг. Автор документальных книг “Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы”, “Распад. Судьба советского критика в 40-е – 50-е”, “Ключ. Последняя Москва”, “Ольга Берггольц: Смерти не было и нет” и др. В книге “Именной указатель” собраны и захватывающие архивные расследования, и личные воспоминания, и записи разговоров. Наталья Громова выясняет, кто же такая чекистка в очерке Марины Цветаевой “Дом у старого Пимена” и где находился дом Добровых, в котором до ареста жил Даниил Андреев; рассказывает о драматурге Александре Володине, о таинственном итальянском журналисте Малапарте и его знакомстве с Михаилом Булгаковым; вспоминает, как в “Советской энциклопедии” создавался уникальный словарь русских писателей XIX – начала XX века, “не разрешенных циркулярно, но и не запрещенных вполне”.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.