Пути и судьбы - [10]

— Разбудила, чтобы он увидел.

— Кого, Ази?

— Меня… Мой кинжал…

Немного помолчав, она добавляла:

— А что?.. У мести есть свой язык… Но не все его понимают…

Выйдя^из тюрьмы, Ази нашла свое хозяйство разоренным. С тех пор ушла она в город, стала ходить по дворам, стирать чужое белье.

Кто бы сказал теперь, глянув на Ази, что это та, некогда гордая, статная женщина? Жизнь жестоко расправилась с нею. Корыто прачки согнуло ее в дугу иссушило.

Одно только доброе честное имя и осталось у Ази. Рассыпь под ее ногами золото — не возьмет и крупинки. Вот почему, куда бы она ни пришла, перед ней открывались все двери, ей весь дом доверяли.

Старуха много курила, иногда непрочь была выпить. Курила она какой-то крепчайший-табак, которым туготуго набивала свою длинную трубку, а пила водку "тоже крепчайшую, «семивзводную».

Иногда, возвращаясь по вечерам домой, Ази спускалась в погребок Геворка, всегда напитанный запахами дыма, пота и вина.

Трактирщик молча наливал ей стакан обжигающей водки, посыпал солью кусок черного хлеба и клал на прилавок.

Ази молча расплачивалась, потом залпом выпивала водку и, жуя хлеб, так же молча уходила.

Печально глядели ей вслед завсегдатаи погребка и, тяжело вздыхая, чокались, на мгновение нарушив очередность своих тостов.

— Что ж, выпьем по одной за здоровье этой несчастной!..

«Несчастная…» Иначе и нельзя было назвать старую Ази…

3

Как-то утром Ази повела Микаэла в квартал персидских бань.

Это был особый мир, раскинувшийся у подножия скалы с крепостными развалинами на верхушке. По склону скалы лепились один над другим убогие домишки. Словно спасаясь от беды, взбежали они вверх, к самому подножию крепостных сооружений, и со страхом поглядывали оттуда на катившиеся внизу воды широкой реки. Между домишками змеились узенькие улочки, порой такие тесные, что на них с трудом могли разойтись два хорошо навьюченных верблюда. А ближе к берегу реки расположились знаменитые бани и рядком с ними чайные, привлекавшие посетителей из самых отдаленных районов города.

Как гласит предание, именно отсюда город и получил свое начало, а затем, разрастаясь, захватил новые холмы, ущелья и балки.

Говорят, что немало родников и речушек осталось под многоэтажными домами и просторными улицами города, а он все расширялся и мало-помалу завладел всей огромной долиной реки по обоим ее берегам.

Красивая легенда связана с основанием города. Ази по дороге рассказывала ее Микаэлу.

В незапамятные времена, когда все эти места были покрыты непроходимыми лесами, кишевшими зверями и птицами, люди приходили сюда на охоту из самых дальних краев.

Во время одной из таких охот царь Вахтанг Горгасал поразил стрелой нежную лань. С трудом золоча раненую ногу, лань бросилась в узкое ущелье, пробежала по его дну и вдруг стрелой метнулась в заросли и скрылась из глаз царя.

«Неужто я промахнулся? — подумал царь. — Нет, вот следы ее крови…»

Вступив по следам лани в ущелье, царь нашел здесь буйно бивйий из-под земли горячий ключ. Эта целебная вода и исцелила раненую ногу лани.

— Вот тогда-то и приказал мудрый царь Вахтанг заложить на этом месте город. Горячую воду источника провели в бани, чтобы люди купались в ней и излечивали свои недуги, — заключила свой рассказ Ази.

Они подошли к дверям чайной, принадлежавшей знакомому старухи Хаджи Гиносу.

Ази привела сюда Микаэла, чтобы устроить его на работу. Деньгами Хаджи не даст ему ни копейки, Ази это знала, но она надеялась, что мальчик по крайней мере будет сыт, да еще сможет отнести домой то, чего не доедят посетители.

Так и договорились. Будет Микаэл умным, послушным парнем, сумеет угодить хозяину, — и тот позаботится о нем, как родной, будет поить его, кормить, человеком сделает, в люди выведет. Чем плохо! Благодари только бога. Какая же еще плата?..

Круглым, как луна, было рябое лицо Гиноса, низкорослого, шарообразного человечка. Казалось, что он не ходит, а катается по земле, как мяч. Встречные всегда сторонились его — того и гляди собьет с ног.

Толстые короткие ручки Хаджи Гиноса не сходились одна с другой. Когда ему хотелось, выражая удивление или радость, похлопать в ладоши, руки его лишь беспомощно болтались в воздухе.

Хозяин чайной славился своей крайней скупостью. О ней ходили легенды.

С раннего утра становился он за прилавок, навалившись на него своим огромным, разбухшим пузом, и смотрел на дверь: кто же войдет, что принесет или что потребует?

Он любил покалякать с посетителями, расспросить их, какие новости на свете. А там, смотришь, и поел за счет гостя, нагрузил чем ни есть свое ненасытное, способное, казалось, вместить всю вселенную брюхо.

В первые дни, не зная установленных хозяином порядков, Микаэл выбрасывал оставшийся на дне стакана спитой чай в помойное ведро. Хаджи сильно разгневался. Оказалось, что спитой чай надо собирать, просушивать на солнце и снова заваривать.

Хаджи повел Микаэла во двор и показал ему на крышу низенькой пристройки — это была его «сушильня». С тех пор мальчик свято выполнял хозяйское наставление — собирал мокрые чаинки и на грязной газете раскладывал их на солнце. Мухи невозбранно садились на них и нередко тут же подыхали, а Микаэлу, снимавшему высушенный «чай» с крыши, некогда было разбирать — где чай, а где мухи, — так они и шли в заварку.