Пути и перепутья - [83]

Растерянного, чуть встрёпанного, глуповатого на вид священника капитану пришлось окликнуть дважды, чтобы привлечь его внимание, и во второй раз он не скрывал своего раздражения.

— Эй, святой отец! Вы слышите меня? Вот же, набилось в третий класс глухих и полоумных. Подайте чуть в сторонку, приличным людям тоже хочется на море в хорошую погоду посмотреть!

Священник обернулся, непонимающе моргнул и наконец заметил капитана.

— Ох, простите, я, должно быть, задумался, — он засуетился, подхватывая зонтик, который зачем-то захватил с собой и вместо того, чтобы держать в руках, прислонил к перилам, и отступил туда, где толпились другие пассажиры третьего класса.

Капитан был человеком спокойным и уравновешенным, но когда весь этот сброд, едва накопивший на билет, высыпал наверх, он чувствовал себя на шлюпе, где внезапно решили потравить крыс, и те лезут из всех щелей. Кто только не ехал в Новый Свет! Обычно это были люди вконец опустившиеся, неспособные отыскать себе работу на родине и уверенные, что в их бедственном положении повинны некие потусторонние, неуправляемые силы, например, правительство, а за океаном судьба немедля щедро осыплет их благодеяниями. Среди них было полно ирландцев, не прекращавших хлестать своё пойло ни на минуту и устраивавших драки по любому поводу. Эти хвастались больше других, рассказывая, какими богачами станут, едва ступив на берег. Разумеется, прибыв в Нью-Йорк, они и там прозябали в нищете, занимались воровством или чем ещё похуже, спивались, умирали от голода — в общем, всё происходило так, как и должно происходить с человеческими отбросами. Однако здесь, на «Каронии», они, видите ли, не сброд, а пассажиры, и извольте обращаться с ними так, словно они едут не клопов и вшей кормить, а становиться по меньшей мере биржевыми магнатами.

Если бы самого капитана спросили, он, как человек опытный, вовсе запретил бы перевозить на королевских почтовых судах третий класс. Негоже кораблю, гордо носящему корону на эмблеме, пополнять полицейские списки воров и бандитов, промышляющих в Нью-Йорке и его окрестностях. Но, увы, мнением капитана никто не интересовался, и потому ему приходилось из полутора тысяч пассажиров, которых вмещала «Карония», перевозить девятьсот оборванцев. К счастью, оставались ещё второй и первый класс; если бы не было этих достойных людей, капитан Робб, наверное, давно оставил бы гражданский флот. В конце концов, его и на военном корабле примут с удовольствием. Но во время каждого рейса находился по меньшей мере десяток человек из первого класса, которые скрашивали его дни. Их можно было пригласить пообедать к себе в каюту, а после сыграть с ними в шахматы — досуг, достойный такого человека, как капитан и его высокие гости.

Сейчас он ждал появления на прогулочной палубе кого-нибудь из тех избранных, кого не стыдно пригласить, и необходимо было расчистить удобное место, чтобы доставить людям удовольствие.

* * *

Тем временем священник продолжал глядеть на море. Иногда его толкал кто-нибудь из пассажиров третьего класса, толпившихся возле перил, тут же извинялся, увидев сутану, и это вынуждало священника выныривать из задумчивости и отвечать.

Море завораживало его. Он смотрел на волны и думал о тех людях, которые нашли вечный покой в их объятиях, — и о тех, кому удалось избежать этой судьбы. Он путешествовал на комфортабельном лайнере, а перед его внутренним взором была деревянная палуба «Мэйфлауэра», и люди, отправившиеся навстречу неизвестности, и суровый капитан, делящий между всеми воду… Иррационально хотелось помолиться за них — тех, кого Господь давно уже спас. Маленький священник повернулся к стоявшим рядом людям, обвёл их задумчивым взглядом. Они тоже не знали, что ждёт их по ту сторону океана, но по крайней мере там что-то было: города, единоверцы, говорящие на том же языке, возможно, работа…

— О чём вы задумались, святой отец? — спросил его молодой парень, которого он вчера исповедовал. Джим — больше священник ничего о нём не знал.

— О людях, — отозвался он. — О тех, кто проделал этот путь до нас. Помните «Мэйфлауэр»? Я всё думаю, каким же надо быть крепким в вере, чтобы смочь преодолеть бушующее море на том корабле.

— А вера тут причём? — удивился крепкий красношеий мужчина — священник видел его на своей вчерашней импровизированной службе. — Их же вроде бы того, ну, притесняли. Жить захочешь — и в океан бросишься.

— Это верно, — кивнул священник. — Но одно дело броситься навстречу почти верной смерти, и совсем другое — выжить, несмотря ни на что. Для этого нужно уповать на Господа, безмерно доверять Ему.

— Простите, что вмешиваюсь, — подал голос чернявый молодой человек с набриолиненными волосами, — но вы же вроде как католический священник, я не ошибаюсь? А на «Мэйфлауэре» плыли еретики, если мне не изменяет память.

— Они верили в Господа, — возразил святой отец, — просили Его милости — и, я уверен, получили её. По вере твоей воздастся тебе, помните? И вот я смотрел на море и думал: окажись я на том корабле, достало бы мне духу выжить? Смог бы я так довериться… Ох!

Резкий порыв ветра сорвал с головы священника шляпу, и швырнул было в море, но потом она попала в поток тёплого воздуха из трубы и заметалась над палубой. Священник смешно подпрыгивал и размахивал руками, пытаясь поймать сбежавшую шляпу, ему пытались помочь стоявшие рядом, поднялась суматоха, кто-то из матросов кинулся на узкую лестницу на трубе… Именно его поступок и оказался самым умным: торжественно, будто возвращая королю его корону, он преподнёс немного помятую и запачканную углём шляпу владельцу.