Пути и перепутья - [2]

— Ладно-ладно, — вскинул руки Байрон, — я понял. Священная земля, все дела. Клянусь, я перестану ругаться, если смогу закончить это…

— Не священная земля, а моя церковь.

— Хорошо, — окончательно сдался Байрон, — твоя церковь, — и взмолился: — Святой отец, а давай сделаем перерыв. Без своей привычной заправки, которой ты меня бессовестно лишил, я как-то подустал.

— Сам хотел предложить тебе прерваться, — улыбнулся Дарий. — Я заварил мой особый чай, поверь, он взбодрит тебя не хуже, чем опий. Пошли в ризницу, там всё готово.

— Не понимаю, как ты уговорил меня на всё это, — вставая, произнёс Байрон.

— Моими молитвами… — начал Дарий.

— Как же, молитвами, — хмыкнул поэт. — Ты просто хитрый сук…

Но, вспомнив про «мою церковь», поэт вздохнул, так и не закончив начатую фразу.

Часть вторая. Пудинговые страсти

— У тебя здесь какая-то особая атмосфера, — Байрон пристроил ноги на столешницу, аккуратно вписав их между настольной лампой и стопкой бумаг, которые просматривал Дарий. — Так бы и жил здесь.

— Так живи, я же не против, — просто сказал Дарий.

Байрон поёрзал в неудобном кресле.

— Понимаешь, меня немного смущает здешняя атрибутика… Все эти кресты. Латынь. Во всём этом я вижу некоторую унылость. Серость и безрадостность. Только без обид, хорошо?

Байрон воодушевился.

— Вот если бы добавить немного красок…

— Красок? — священник оторвал взгляд от письма, которое тщетно пытался прочитать, и внимательно посмотрел на музыканта с тем своим особым лукавым выражением, что если бы Байрон вовремя его заметил, то вздрогнул, ибо уже знал, чем оно может ему грозить.

Например, полным отказом от всех видов наркотиков и даже сигарет.

И алкоголя, само собой.

Запретом на организацию вечеринок, плавно переходящих в оргии.

Участием в церковном хоре.

Впрочем, о последнем Байрон пока не знал.

— Да, твоей жизни не хватает цвета, и я бы мог добавить его.

— О, я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях, — улыбнулся Дарий. — Но…

— Но?

— Как ты смотришь на то, чтобы солировать в нашем хоре?

— Что?!

Байрон вскочил на ноги.

— Откуда только у тебя берутся эти безумные идеи! — возмутился он. — Я и церковный хор! Как ты это себе представляешь?

— Отлично представляю, — Дарий постарался придать лицу серьёзность. — Это тебе за то, что ты взял Джастина на прогулку по крышам. Парень ведь мог погибнуть.

— Я же должен был ему объяснить, причём доступно, так, чтобы до него дошло, что наркотики — зло. Оно ведь как бывает: примешь дозу — и хочется полетать. Ну, я его здорово напугал, в следующий раз он будет думать.

— Ладно, — кивнул Дарий. — Будем считать, что ты меня убедил и твои педагогические методы имеют право на жизнь, но всё равно это было слишком. И да, лучше обойтись без следующего раза.

— Для наркоманов слишком не бывает, святой отец, — вздохнул Байрон, возвращаясь в кресло. — Так как насчёт хора?

Дарий не выдержал и рассмеялся, уж больно умоляюще на него смотрели.

— Можешь выдохнуть, нет у меня никакого хора. Хотя я бы многое отдал, чтобы узреть тебя в церковном хоре. Это было бы весело, как мне кажется, и точно бы добавило красок в мою жизнь, — Дарий смеялся и никак не мог остановиться.

— Пудинг!

* * *

— Я могу поинтересоваться, причём тут пудинг?

— Конечно, — солнечно улыбнулся музыкант. — Ты же запретил мне ругаться, а я не всегда могу себя сдержать. Поэтому ругаюсь… пудингами.

— Вот даже как?

— Что, я тебя в тупик поставил, падре? Не ожидал от меня? — подмигнул ему Байрон.

— А почему пудинг? Почему не сэндвич? К примеру?

— С детства ненавижу пудинги, а вот к сэндвичам у меня нет никаких претензий.

— Ааа, тогда всё ясно, — Дарий развёл руками. — Кажется, против пудингов я бессилен.

— Ну, я могу пообещать, что постараюсь ими тебя не перекормить, — не без гордости изрёк Байрон. — Всё-таки я над собой работаю.

* * *

— Эй вы, а ну-ка притормозите!

— Вали отсюда, если жизнь дорога.

Байрон так много и восхищённо рассказывал о своём новом друге, что все, абсолютно все его приятели захотели познакомиться с необычным священником. Поэтому музыкант, недолго думая, снарядил лимузин и с шиком и блеском, как он всегда любил, прибыл к церкви Юлиана-бедняка.

Он выбрался из лимузина и был несколько удивлён тому факту, что у церкви именно в этот день наблюдался аншлаг: видимо, свести знакомство с Дарием собирался кое-кто ещё — у самого входа стояла компания парней, возглавляемая блондином с неприятно-холодным лицом. К нему-то поэт и обратился, и грубая отповедь дала понять Байрону, что его вмешательство не просто желательно, а крайне необходимо.

— Вот ты, с бледной физиономией залежалого палтуса, ты даже не представляешь, кого ты сейчас послал.

Поэт никогда не проходил мимо хорошей драки и сегодня не собирался, так что очень скоро подозрительная компания потеряла интерес к церкви и двинулась к Байрону.

Но он поднял правую руку, и дверцы лимузина тут же распахнулись — из машины повалил шумный и не сдержанный на слова народ.

— Кажется, кто-то начинает себя плохо вести.

— Ничего, мы живо с ними разберёмся.

— Джорджи, что эти типы имеют против тебя?

— А мы их спросим, — медленно проговорил Байрон. — Крыс, я хочу видеть эти рожи на твоём полароиде. Незамедлительно.