Пути-дороги - [54]

На следующий день мама уехала в Москву, а я осталась на новом месте. Под вечер к нам один за другим потянулись соседи: им хотелось посмотреть на девочку, приехавшую из-за границы. Мне приходилось рассказывать им о том длинном пути, который я проделала от Венгрии до Москвы. Чем больше собиралось людей, тем красочнее становился мой рассказ. Однажды кто-то принес старенькую географическую карту, и я, проследив по ней свой маршрут, сама удивилась тому, как много километров проехала.

Вскоре меня записали в школу. Сначала я шла туда с опаской, уж очень живо было в моей памяти воспоминание о школе в Мако. Пугало меня и то, что здесь все говорили по-украински, как-то странно растягивая слова. Однако и дети, и учительница приняли меня очень тепло. В ту школу ходило не так уж много учеников, поскольку на главной усадьбе жили только специалисты, а основная масса рабочих совхоза жила по деревням. Школа размещалась в одноэтажном доме, но рядом с ним уже строили для нее кирпичное двухэтажное здание. Первоклассники ходили в школу в первую смену. Было нас человек двадцать. Я, еще не научившись как следует говорить по-русски, должна была учить украинский язык. По правде говоря, он мне дался без особых трудностей.

Во вторую смену в школе занимались старшеклассники, а по вечерам — взрослые. Среди них были и молодые, и пожилые, и старики. Взрослые приходили в школу уставшими после трудового дня, но учились упорно. Совхозу требовались образованные люди, а многие из приходивших в школу кончили всего по нескольку классов. Старики же были вообще неграмотными и теперь учились читать и писать.

Заработная плата работников совхоза была небольшой: ее только-только хватало на самое необходимое. С хлебом положение обстояло не лучше: все нужно было сдавать государству, потому что в городах с продовольствием было тяжело. Хлеб и в деревне выдавали по строгому учету. Бывали случаи, когда сало приходилось есть без хлеба. Картофель и зелень можно было выращивать на личном огороде, разрешалось откармливать скот.

Мы находились в некоторой степени в привилегированном положении: дядя считался иностранным специалистом, а для них в городах были открыты особые магазины, где можно было купить такие вещи, о которых население и не мечтало.

В тот период проводилась политика ликвидации кулачества как класса, и украинские кулаки, организовав банды, бродили по степям, не желая, как они выражались, «работать на Советы». Коллективизация началась еще в 1929 году и теперь, по сути дела, уже заканчивалась. Кулаки начали понимать, что ни саботажами, ни поджогами, ни убийствами из-за угла колхозных активистов нельзя остановить этот процесс.

Мы боялись раскулаченных бандитов, готовых на все. Взрослые по ночам никого не впускали в дом на ночлег. Бандиты ночевали в погребах или сараях, а днем просили женщин дать им поесть. Днем они не казались такими страшными, и женщины, жалея их, давали им хлеба и сала.

Во время долгих зимних вечеров украинские женщины обычно собирались на кухне, где вязали, шили и рассказывали сказки или какие-нибудь страшные истории. Эти рассказы я запомнила на всю жизнь. Я верила каждому сказанному слову и, когда ночью слышала скрип половиц или завывание ветра, испуганно накрывалась с головой теплым одеялом.

Однажды дядя, вернувшись домой, проговорил:

— Представляете, сегодня ночью от нас увезли десять самых лучших работников! Приехали за ними из райкома и увезли в Харьковский университет учиться!

Тогда бывали и такие случаи. Советскому государству нужны были образованные люди, без опоры на которых невозможно было существовать в капиталистическом окружении. Страна проводила коллективизацию, создавала крупные сельские хозяйства, а затем встала на путь индустриализации. Такие великие задачи нужно было осуществить в короткий срок, а специалистов не хватало. На повестку дня был поставлен лозунг Ленина: «Учиться, учиться и учиться!»

Лучших рабочих начали направлять на учебу на рабфаки и в вузы. Тяга к образованию была так велика, что даже немолодые, обремененные семьей люди ходили на курсы, а затем садились на вузовскую скамью. Партия направляла на учебу своих активистов. Был брошен лозунг: «Тысячи в вузы!» Очень скоро таких людей стали называть парттысячниками.

На учебу посылали не только партийные органы, но и комсомол и профсоюзы.

Большая часть посланных на учебу не имела среднего образования, хотя и обладала опытом практической работы. Среди них встречались даже руководители крупных предприятий; для них организовывали годичные курсы, на которых они наверстывали упущенное. Занимались они с утра до позднего вечера, жили в общежитиях.

Другой мой дядя, Ференц Биро, по партийной путевке был послан на подготовительные курсы в Рыбинск, небольшой город на Волге. После окончания курсов его направили в авиационный институт в Новочеркасске.

Это был богатый казацкий район, в котором жило много кулаков. В гражданскую войну здесь находилась ставка белого генерала Краснова. Здесь парттысячников не жаловали. И хотя гражданская война окончилась еще в 1921 году, но в этих местах все еще вспыхивали кулацкие мятежи.