Пути-дороги - [125]

На рассвете, когда рассеялся туман, мы в бинокль осмотрели местность и увидели на горизонте равнину. По что за место это было, мы не знали. На склоне холма, как раз освещенном солнцем, мы заметили немецких солдат. Их было очень много. Поскольку рации у нас не было, то мы оказались полностью отрезанными от мира. Лишь позже мы узнали о том, что Румыния вышла из войны и гитлеровское командование перебросило туда часть своих войск.

Вечером мы отправились на поиски пищи, так как до сих пор питались только тем, что можно найти в лесу. Выйдя к какому-то саду, мы перелезли через забор и стали с жадностью поглощать сливы прямо с дерева, потом набили ими карманы. Наевшись, пошли обратно. Я легко перелез через изгородь, а Геза — он был постарше меня и потяжелее — застрял.

— Ну скорее ты… — шепнул я ему.

В этот момент к Гезе подбежала собака и начала тащить его за сапог назад. На лай собаки из дома вышел хозяин, мужчина средних лет, и прикрикнул на собаку по-румынски. Увидев, что мы в венгерской форме, он заговорил с нами на ломаном венгерском языке и пригласил к себе в дом, сказав, что его жена — чистокровная венгерка и хорошо разговаривает по-венгерски. Из осторожности мы в дом не пошли, а лишь немного поговорили во дворе. Хозяин спросил нас, кто мы такие. Мы ответили, что дезертиры. Тогда хозяйка сказала, чтобы мы были очень осторожны, так как в селе полно венгерских и немецких солдат. Они вместе с гражданскими парнями и допризывниками прочесали лес и поймали одного партизана. Что с ним сделали, неизвестно. На партизане были точно такие же сапоги, как и на нас, так что нам надо быть очень осторожными. Затем словоохотливая хозяйка сказала, что они тайком слушают передачи радиостанции имени Кошута, которая сообщила, что в Ваце и Уйпеште партизаны уже взорвали немецкую дорогу».

Через несколько дней, посоветовавшись с Фурманом и Банди, я решил установить связь с местными крестьянами, чтобы с их помощью продолжать дальнейшие поиски.

Вечером мы встретились с пастухом, дядюшкой Брейку. Это был седовласый поджарый старик лет шестидесяти. Он пас большое овечье стадо на плоскогорье неподалеку от Саплонца. Овцы эти принадлежали местным румынским крестьянам. Старику помогал девятнадцатилетний подпасок Флориш Фаркаш, высокий и сильный парень с развитой мускулатурой, похожий на Геркулеса.

Дядюшка Брейку принял нас радушно, сразу же накормил. Нам не было необходимости скрывать от него, кто мы такие, так как он сразу же все понял, хотя в форме венгерского офицера был лишь я один, а Фурман и Банди были в советской форме и меховых кубанках.

Из разговора с пастухом выяснилось, что он в первую мировую войну побывал в русском плену и до сих пор неплохо говорит по-русски. Флориш немного разговаривал по-венгерски. Старик пастух рассказал нам о том, что утром в округе появилось много жандармов и солдат, искавших партизан-парашютистов. Говорят, будто найдены семь мертвых партизан, висевших на деревьях.

Это известие так поразило нас, что мы даже не хотели ему верить.

Вечером, попрощавшись с пастухами, мы ушли в лес. Настроение было хуже некуда. Единственное, чем мы утешали себя, было то, что молва всегда все преувеличивает, из мухи делая слона. Возможно, что один или два наших товарища действительно погибли, но не семь же! А раз так, то нам нужно во что бы то ни стало искать их и найти.

Наше положение усугублялось тем, что мы не имели связи с Киевом, хотя Фурман был радистом и рация была при нем. Но у нас не было батарей к ней, их несли другие товарищи. Правда, одна батарея у меня была, но этого явно не хватало для того, чтобы рация могла работать.

В душе мы надеялись на то, что наша тройка самая маленькая, что мы оторвались от ядра нашей группы. Мы допускали, что у нас могли быть потери, но считали, что половина из четырнадцати человек наверняка живы, и среди них Борис, наш второй радист. Наверняка они нашли друг друга и теперь ищут нас, как мы ищем их.

Так прошла первая неделя, началась вторая. Однако мы напрасно выходили на места сбора, напрасно ждали товарищей. Их не было. Несколько раз мы чуть не столкнулись с солдатами и жандармами, но, к счастью, нам удалось ускользнуть от них.

Заходили мы и к дядюшке Брейку. Однажды мы застали у него усатого мужчину лет пятидесяти, которого пастух представил нам как местного судью. Оказалось, что некогда они вместе воевали, побывали в русском плену и с тех пор дружат. Узнав от пастуха, что к нему заходили партизаны из России, судья захотел лично познакомиться с нами.

Сначала мы отнеслись к судье с недоверием, однако оно скоро рассеялось. Судья, как и пастух, немного говорил по-русски и по-венгерски, чем снискал у нас симпатию.

Дядюшка Брейку после нескольких встреч рассказал нам о том, что два месяца назад в этих краях была выброшена группа партизан-парашютистов, но все они были русскими. Среди них была одна девушка. Они несколько раз заходили сюда за едой. Расположились они не здесь, а на соседнем плато. Кто-то из местных жителей видел их там и шепнул об этом жандармам, и те ночью напали на парашютистов и многих перебили. Что сталось с остальными, он не знает.