В эту минуту к герцогу Иоанну подошел Танги и сообщил, что дофин уже около часа ожидает его на мосту. Герцог ответил, что он точас придет, но в эту самую минуту к нему подбежал перепуганный насмерть слуга и что-то сказал ему вполголоса. Герцог повернулся к Дюшателю.
— Боже правый! — вскричал он. — Все сегодня, словно сговорившись, в один голос твердят мне об измене. Дю-шатель, вы твердо уверены, что мне ничто не угрожает? Обманув нас, вы поступили бы весьма коварно!
— Всемогущий сеньор, — ответил Танги, — пусть скорее я умру и буду проклят, нежели предам вас или кого-то другого; отбросьте прочь все опасения, ибо его светлость дофин не желает вам ни малейшего зла.
— Ну что ж, — сказал герцог, — стало быть, мы пойдем, полагаясь на Господа, — он поднял глаза к небу, а затем добавил, устремив на Танги один из тех пронизывающих взглядов, что были свойственны лишь ему одному, — и на вас.
Танги выдержал этот взгляд, не опустив глаз.
Затем он вручил герцогу лист пергамента, где перечислялись имена десяти рыцарей, которые должны были сопровождать дофина. Они были указаны в следующем порядке: виконт де Нарбонн, Пьер де Бово, Робер де Луар, Танги-Дюшатель, Барбазан, Гийом Ле Бутейе, Ги д’Авогур, Оливье Лайе, Варенн и Фротье.
В обмен Танги получил от герцога список тех, кто удостоился чести сопровождать его. Это были: его светлость Карл де Бурбон, сеньор де Ноай, Жан де Фрибур, сеньор де Сен-Жорж, сеньор де Монтагю, мессир Антуан де Вер-жи, сеньор д’Анкр, мессир Ги де Понтайер, мессир Шарль де Ланс и мессир Пьер де Жиак. К тому же каждый из них должен был взять с собой личного секретаря.[1]
Танги удалился, взяв список с собой. Следом за ним тронулся в путь герцог: ему предстояло спуститься по дороге, ведущей от замка к мосту. Он шел пешком, на голове у него был черный бархатный берет, грудь его защищала лишь простая кольчужная рубашка, а из оружия при нем был всего лишь небольшой меч дорогой чеканки и с золоченой рукоятью.
Когда герцог Иоанн приблизился к заставе, Жак де Ла Лим сообщил ему, что видел, как много вооруженных людей вошли в один из городских домов, стоявших возле другого конца моста, и, заметив его, когда он со своим отрядом занимал подходы к мосту, поспешили закрыть в этом доме окна.
— Де Жиак, проверьте, так ли это, — распорядился герцог. — Я подожду вас здесь.[2]
Де Жиак направился к мосту, миновал заставу, прошел через деревянную галерею, подошел к указанному дому и отворил дверь. Танги давал там указания двум десяткам солдат, вооруженных с ног до головы.
— Ну что? — спросил Танги, заметив вошедшего.
— Вы готовы? — в свою очередь справился де Жиак.
— Да, теперь можно идти.
Де Жиак вернулся к герцогу.
— Начальнику отряда просто показалось, ваша светлость, — доложил он, — в этом доме никого нет.
Герцог направился к месту встречи. Он миновал первую заставу, и она тотчас закрылась за ним. Это заставило его насторожиться, но, увидев Танги и сира де Бово, шедших ему навстречу, он не пожелал повернуть назад. Твердым голосом он произнес слова клятвы и, указав сиру де Бово на свою легкую кольчужную рубашку и короткий меч, сказал:
— Вы видите, сударь, с чем я пришел. Впрочем, — продолжил он, обратившись уже к Дюшателю и похлопав его по плечу, — вот кому я себя вверяю.[3]
Юный дофин уже ждал его, находясь внутри деревянной галереи на середине моста; на нем был камзол из светло-голубого бархата, подбитый куньим мехом, и шапка, верх которой охватывала небольшая корона из золотых лилий, а козырек и отвороты были отделаны тем же мехом, что и камзол.
Едва только герцог Бургундский увидел принца, все опасения его тотчас рассеялись; он направился прямо к дофину, но, войдя в галерею, заметил, что, вопреки принятым обычаям, там нет посередине барьера, который разделял бы стороны, участвующие во встрече; однако, без сомнения, он счел это следствием простой забывчивости, ибо не сделал никакого замечания на этот счет. Когда вслед за герцогом вошли десять человек его свиты, засовы на дверях с обеих сторон галереи были тут же задвинуты.
В этом тесном помещении едва хватило места для того, чтобы запертые в нем двадцать четыре человека могли расположиться там даже стоя; бургундцы и французы стояли так плотно, что почти касались друг друга. Герцог снял берет и опустился перед дофином, встав на левое колено.
— Я явился по вашему приказанию, ваше высочество, — начал он, — хотя иные и уверяли меня, что вы желали нашей встречи лишь для того, чтобы высказать мне ваше недовольство; надеюсь, это не так, ваше высочество, ибо я не заслужил ваших упреков.
Дофин стоял, скрестив руки; он не поцеловал герцога и не поднял его с колен, как это было при их первой встрече.
— Вы ошибаетесь, господин герцог, — сурово возразил он. — Да, я собираюсь предъявить вам серьезные обвинения, ибо вы нарушили обещание, данное нам. Вы позволили англичанам захватить мой город Понтуаз, который является ключом к Парижу, и, вместо того, чтобы броситься в столицу и отстоять ее или умереть там, к чему вас обязывал долг верноподданного, вы бежали в Труа.
— Бежал, ваше высочество?! — воскликнул герцог, содрогнувшись от нанесенного ему оскорбления.
